ЯКУТИЯ В 1983 году я еду в Якутию, но всего лишь поварихой.
В этом году надо было сдавать отчет по теме, связанной с работами в Средней
Азии. Я свою рентгенографическую часть написала и сдала весной, а руководитель
темы Ольга Витальевна Вершковская дописывала и компановала отчет летом.
Меня отпустили на все четыре стороны. Я и поехала поварихой в далекую
Якутию. В отряде было трое мужчин и две женщины. Начальник отряда - красивый
тридцатилетний армянин, шофер - высокий мужчина средних лет и отслуживший
армию, двадцатилетний студент 1-го курса географического факультета Пединститута,
научный руководитель - маленькая юркая женщина со скуластым личиком и
хриплым прокуренным голосом и я. Через 10 минут взлет. Вдруг в салон входит летчик
и говорит, обращаясь ко мне: До Усть-Неры 700 километров. Летим три часа в северо-восточном направлении. Внизу сибирская тайга, озера, реки. Прилетели к ночи. Здесь разница во времени с Москвой 8 часов, тогда как в Якутске - 6. Нас встретил шофер, который вылетел из Москвы заблаговременно, чтоб перегнать машину из Алдана в Усть-Неру. Устроились в рабочем общежитии. Здесь мы должны ознакомиться с геологическими материалами местной геологоразведочной партии, а затем отправиться на место работы, которое находилось на расстоянии 100 километров от Усть-Неры. Усть-Нера расположена на берегу реки Неры. Кругом горы, а на хребтиках торчат скалы, как зубцы от гребенки. Одна из них особенно интересна - ее спускающийся в долину хребет напоминает спину доисторического чудища, так как по кромке хребта, как зубцы динозавра торчат отдельные острые скалы. На вершинах и в ложбинках по склонам лежит снег, но не холодно. Здесь растет карликовая березка и лиственница. Воздух в горах ароматный от клейких листьев, стелющейся по камням, черной смородины. Цветет голубика и брусника. Поселились в геологическом общежитии, питаемся в столовой, где на десерт дают прошлогоднюю бруснику и брусничный кисель. Это напомнило мне мое детство в Хибинах. Через три дня к ночи прилетели Научная руководительница
с Начальником. Наутро вбегает в нашу женскую комнату совершенно растерянный
Начальник: Два дня в волнении дозваниваемся до Якутска. Наконец дозвонились и ... О, счастье! Нашлась пропажа. И пришлось на следующий день лететь нашему незадачливому начальнику обратно и вызволять свою сумку. На это ушло три дня. Только когда он вернулся с документами нас допустили к работе в контору геологоразведочной партии (ГРП). В его отсутствии делать было нечего и я бродила по
поселку. Это обычный грязный рудничный поселок с небольшим количеством
деревьев, с пыльными в рытвинах дорогами и захламленными пустырями. Я
забыла взять из Москвы теплую шапку, а тут было довольно холодно. Блуждая
по поселку, зашла в магазин и купила единственный головной убор, который
там оказался - красную клетчатую кепку наподобие той, в которой выступают
клоуны на арене. Так как было холодно я тут же ее надела и пока шла по
поселку вызывала веселое любопытство всех окрестных парней, которые то
и дело выкрикивали: Наконец, ознакомившись с картами и геологическими записями в местной геологической партии, на что ушло несколько дней, мы отправляемся на место нашего будущего лагеря. Переехали мост через Неру и проехав около двух часов по тракту, свернули в долину и дальше продвигались по широкому руслу мелкой, разлившейся отдельными ручейками речки. Место для лагеря выбрали на небольшом зеленом "оазисе" из тополей и лиственниц у подножия горы на берегу неширокой, но быстрой речки. Гора высотой не более 500 метров, совсем лысая, покрыта мхом и чебрецом. Только на вершинке видны редкие тонкие лиственницы. Кругом много цветов - желтых, белых, лиловых, среди которых возвышается красный иван-чай. Вокруг этого небольшого зеленого участка заболоченный горелый лес, который простирается во все стороны на многие километры. Среди кочек растет большое количество голубики, а местами и брусники. Разгрузив машину принялись сооружать лагерь. Натянули три палатки: одну большую для мужчин и две маленькие - для женщин. Затем мужчины, взяв топор и пилу валили сухостой для накатников, которые делаются следующим образом: на два толстых бревна настилается много тонких бревнышек, на которые кладется лапник из лиственницы, затем кошма и спальный мешок. Пока мужчины сооружали спальные места, женщины разожгли костер и приступили к приготовлению пищи. К ночи нары были готовы. Мы наломали лапника, застелили им нары и залезли в спальные мешки. Спать было холодно. Поэтому на следующий день поставили в каждой палатке железные печки-буржуйки. Ночами температура воздуха приближалась к нулю. Перед тем как лечь спать топили, и в палатке сразу становилось так жарко, что в мешок залезать не хотелось. Я зажигала лампу и читала. Но вот дрова догорали и надо, не теряя времени, ложиться в теплую постель, так как через полчаса в палатке опять будет холодно. Днем здесь очень жарко, но по утрам, пока не взобралось на небо солнышко, еще прохадно. Несмотря на это, я каждый день, вылезая из теплого спального мешка, делала зарядку, а потом с разбега прыгала в ледяную горную речку на одну секунду и сразу обратно. Через несколько дней появился душ. Вокруг четырех елок натянули брезент, пристроили наверху железную бочку со шлангом, в которую наливали по вечерам горячую воду вскипяченную в ведрах на костре, добавляли из речки холодной воды и ежедневно наслаждались баней после жаркого дня. Пока занимались устройством лагеря, отношения между
членами отряда были вполне дружескими. Все работали на равных. В мои обязанности входило три раза в день кормить
отряд. Для этого надо ежедневно вставать в шесть часов утра, разжигать
костер и к восьми часам готовить завтрак. В дождливые дни было трудновато:
намокшие дрова не разгорались и приходилось, сгибаясь в три погибели или
ползая под деревьями, обламывать самые нижние сухие ветки лиственницы
для растопки. Наконец костер разожжен и я приступаю к варке каши. Вконец
промокнув и пропахнув дымом, с перемазанными сажей лицом и руками бужу
отряд: В преферанс играли в большой палатке втроем - Начальник,
Научная руководительница и шофер. Студент в игре не участвовал, но спать
ему не давали, требуя чтоб он подбрасывал в печку дрова: На моих часах уже девять, но никто не встает. Дай
бог к десяти поднимутся. А я без конца, как белая рабыня, безропотно подогреваю
завтрак под дождем. Но потом ворчу: Самодур он был ужасный. Поварская должность вообще
незавидная, но терпимая, если в отряде хороший и работящий народ, а не
такой с каким меня угораздило поехать в этом году. Начальник гурман. Без
конца у местного населения достает баранину (на что уходит целый день),
а за обедом предъявляет мне претензии: Такого трудного лета в смысле взаимоотношений у меня никогда не было. Человеческие отношения были только с Студентом, который тоже терпел от них бесконечные несправедливости. Разругаться и уехать невозможно. В одиночку не выбраться из тайги, где бродят медведи, не дойти до Усть-Неры. Да и денег на дорогу нет, так как расчет производился только по приезде в Москву. Наши работнички редко ходили в маршруты, а чаще на
охоту, да иногда и на несколько дней. Однажды хотели уехать на машине
все, вместе со Студентом. Я запротестовала потому, что во-первых вокруг лагеря
разгуливает медведица с медвежатами, чьи свежие следы мы неоднократно
видели, а во-вторых в километре от нас ниже по течению располагается лагерь
трудновоспитуемых подростков. Поэтому перспектива остаться одной мне совсем
не улыбалась. Но тем не менее оставили в лагере Студента, чему тот
был очень рад. В их отсутствие мы отдохнули душой. Я рассказывала
Студенту о других своих экспедициях, где все люди были настоящими друзьями,
а он мне о годах проведенных в армии. Он разводил костер, я готовила вкусные
обеды, пекла блины, и оба мы думали: "Хоть бы они подольше не приезжали
и бездельничали бы там подальше от наших глаз." Больше всего нас возмущало то, что они почти не работали.
Эдакие господа на отдыхе - взяли себе в услужение батрака и кухарку, да
еще личного шофера и отправились в охотничьи угодья сибирской тайги. Шофера
они держали за равного, да еще и ухаживали за ним всячески, иначе шутки
были бы плохи - не захочет и не повезет, тем более, что характер он имел
крутой. Наконец приехали наши охотнички. Привезли двух зайцев.
За столом наперебой рассказывали о своих охотничьих победах. А потом сказали
мне: К сожалению в воспоминаниях об этом лете остались
бесконечные примеры их самодурства, бесцеремонности и эгоизма. Два часа ночи. Я сплю. В палатку влетает начальник,
хотя отношения у нас очень натянутые. Как-то, когда все были в лагере, я, приготовив обед, пошла побродить по окрестностям. Неподалеку росла сосна. На высоте нескольких метров от земли ее толстый ствол разветвлялся на три, которые резко расходились в разные стороны. Среди этих трех стволов располагалась, сплетенная из ветвей, прочная ровная площадка диаметром более двух метров, на которой сидели три маленьких орленка. Я остановилась неподалеку и стала наблюдать. Через некоторое время прилетел большой орел для того, чтоб накормить своих детей. Вскоре появилась вторая птица и тоже принесла пищу. Это родители кормили своих птенцов. Прошло несколько дней и я опять пришла сюда. Орлята подросли, оперились и даже пытались взлетать, взмахивая своими маленькими крылышками и пробегая несколько шагов по плоскому гнезду, которое должно было служить взлетной площадкой. Но взлететь им было не суждено. Придя в следующий раз я обнаружила, что гнездо пусто. Над ним летали орел с орлицей и жалобно кричали, как-будто звали своих детей, но дети бесследно исчезли. Куда же они могли деваться? Может быть упали и разбились? Я походила под сосной, но никого не обнаружила. Вечером к нам в лагерь зашел вожатый из лагеря трудновоспитуемых
подростков. Это был симпатичный улыбчивый паренек. Он недавно вернулся
с афганской войны, где ему оторвало снарядом стопу правой ноги. Но несмотря
на это он выглядел жизнерадостным и веселым, так как был убежден, что
дрался за правое дело и уверял нас, что если бы наши войска не вошли в
Афганистан, то эта страна напала бы на нас. Вот ведь как задуряли головы
молодежи их политруки. Так вот пришел к нам этот паренек, а вслед за ним
прибежали и трое ребят из его отряда. По мере того, как он рассказывал, волосы на моей голове
становились дыбом: война морально изуродовала такого симпатичного и доброго
с виду паренька. Он был действительно добр к своим воспитанникам, они
его обожали и видели в нем героя. Пройдя Афганский ад он был уверен, что война эта была необходима. Там у него, видимо, вошло в привычку уничтожать все живое. Мне стало до слез больно и за этого паренька, и за его подопечных. Правда и наш начальник был не чужд этой привычке.
Когда мы завтракали или обедали то из норок, расположенных вокруг наших
палаток, вылезали суслики и стоя на задних лапках наблюдали за нами, широко
раскрыв свои глазки-бусинки, а потом лакомились остатками, которые мы
выбрасывали на помойку. Они были очень милыми и забавными и мы с интересом
наблюдали за ними. Однажды два суслика не поделили еду и ссорились "крича"
друг на друга. Вдруг Начальник побежал в палатку, схватил ружье и застрелил
обоих сусликов. Мы вздрогнули от неожиданно прозвучавшего выстрела. Когда во второй раз мне представилась возможность отлучиться из лагеря, я пошла за голубикой. Она росла на болоте среди кочек; кругом торчали и валялись обгорелые стволы деревьев. Собирая ягоды и переходя от кочки к кочке, я вдруг услышала треск веток под чьими то тяжелыми шагами. Обернулась - никого. Но на всякий случай, помня как в Карелии в 1977 году я собирала малину по соседству с медведем и зная, что где-то в этих местах обитала медведица с медвежатами, я поспешила к лагерю. Вечером пошел дождь. Река поднялась и стала бурной.
Все трое мужчин стали валить деревья и подтаскивать
их к опасному месту, делая запруду. Наступила ночь, а вода все прибывала
и прибывала. Женщины принялись за работу. Машина полна вещей, которые в спешке как попало набросаны друг на друга и нам сесть уже негде. Мужчины с фонариками дежурят у места запруды и следят за уровнем воды. Она поднялась на целый метр. Еще 10 сантиметров и река хлынет в наш лагерь. Уже рассветало, когда на наше счастье вода начала спадать. Так что мы отделались легким испугом, чего нельзя сказать о лагере трудновоспитуемых, который стоял в одном километре от нас ниже по течению. Их смыло. Ребята спали. Вдруг тревожный горн дежурного. Первыми проснулись вожатые и стали будить детей. Воды в лагере уже по колено, и она все прибывает. Обувь, стоящая под кроватями, уплыла. Ребята остались босыми. Затем смыло палатки и унесло вещи, которые не успели спасти. Но самое плохое, что смыло туалет. Это была беда. После этого в окрестных поселках, расположенных ниже по течению, началась эпидемия желудочных заболеваний, так как питьевую воду брали из реки. Через некоторое время нагрузка у меня увеличилась.
Из Якутска приехал геолог с аспирантом якутом. Они поставили свою палатку
рядом с нами. Аспирант был страшно ленив, работать не хотел и предпочитал
лежать целыми днями на нарах. Готовить на свой отряд, состоящий из двух
человек, посчитал ниже своего достоинства. Наш начальник пожалел бедного
аспиранта, сказав: Так что за столом в нашем полку прибыло. Вместо пяти
стало семь человек. У меня свободного времени совсем не было. Помыв посуду
после завтрака, я сразу принималась за приготовление обеда, приплясывая
вокруг костра. Потом опять посуда, потом полдник и затем ужин. К девяти
часам господа отваливались от сытного ужина, потирая животы. Я же ставила
на костер два ведра воды и, помыв в очередной раз посуду, шла принимать
горячий душ, чтоб оттереть от сажи лицо, шею и руки. Труд повара в этом
отряде не ценился. Как-то я спросила у Начальника, почему у нас нет газа,
в то время, как давным-давно полевые отряды берут с собой портативные
газовые плитки с баллонами, на что он ответил: Один раз за весь полевой сезон мне удалось отправиться в поездку за ягодами. В лагере остался якутский аспирант. Нам повезло с погодой - на небе ни одного облачка. Доехали на машине до Индигирки, надули резиновые лодки и поплыли на другой берег. Река широкая, красивая, с довольно быстрым течением. Лучи солнца отражаясь в волнах создавали яркие блики. Лодку сильно сносило по течению, но все-таки минут через двадцать нам удалось причалить и сойти на противоположный берег. А там заросли охты. У нас в средней полосе России такой ягоды нет. Растет охта как мелкий черный виноград - гроздьями с удлиненными ягодами, а по вкусу напоминает черную смородину. Черная же смородина в Якутии совсем не такая, как в средней полосе России. Она растет не кустами, а стелется по каменистым склонам; листочки ее чрезвычайно клейкие и ароматные. Даже через шестнадцать лет (а именно столько прошло со времени моей поездки в Якутию) они, собранные мною тогда, не потеряли своего аромата. Меня поразило большое количество народа в лесу, причем в основном русские, а не якуты. Казалось бы в такие дебри мы забрались. Оказалось, что это жители Усть-Неры, которые летают сюда на небольших самолетах специально за ягодами. Собрав довольно много ягод мы к вечеру вернулись в лагерь. На следующий день сварили варенье. Для отправки его в Москву упаковали в три слоя полиэтиленовой пленки, сложили в картонные коробки и отправили багажем. Как ни странно все дошло в целости и сохранности. Лето подходило к концу. За две недели до окончания срока командировок Начальник съездил в Усть-Неру и купил билеты на самолет - на 25 августа из Усть-Неры и на 27 августа из Якутска. Наконец-то! Мы со Студентом уже давно считали дни до нашего отъезда и с нетерпением ждали часа расставания с этим отрядом. За всю мою многолетнюю экспедиционную жизнь это было первое и единственное поле, из которого я стремилась уехать. Раньше, да и после, всегда было жаль расставаться с жизнью на природе, с интересными маршрутами, с хорошими и надежными товарищами, с которыми делили все трудности и радости, и возвращаться в пропыленную и загазованную Москву. Отъезд был назначен на десять часов утра. Накануне
я сложила все вещи, в том числе и спецовку, предварительно договорившись
с якутским геологом, который еще оставался здесь работать, что они с аспирантом
приготовят утром на всех завтрак. Якутский геолог сразу молча ретировался в свою палатку,
а я в чистой одежде, в которую вырядилась для поездки в Москву, должна
была наклониться над дымным костром и приступить к своим обязанностям.
Глотая слезы от обиды, приготовила завтрак, а потом мыла посуду и складывала
все во вьючники. Начальник при этом говорил: Все ушли, а я пошла в поселок, пообедала в столовой,
а потом вернулась в машину. Там и ночевала, всю ночь дрожа от холода,
так как на улице мороз. Утром пришла раздраженная Научная руководительница
и с обидой стала говорить мне: В Усть-Нере просидели два дня. Я по-прежнему проводила
время на улице или в машине, читая книжку. На третий день прояснилось
и погода становится летной. Уже 27 августа - день, на который у нас взяты
билеты на самолет Якутск-Москва. А мы только завтра вылетаем из Усть-Неры
и то лишь в том случае, если сумеем рано утром перерегистрировать просроченные
билеты. Для этого надо с вечера ехать с вещами в аэропорт. Улетаем втроем:
Научная руководительница, Студент и я. Начальник с шофером должны сопровождать
машину до города Алдан и прилетят в Москву позже. И вот мы в аэропорту. Все маленькое грязное помещение забито народом. Крик, гвалт. Касса закрыта. Заняли очередь и сели на лавку охранять гору наших вещей. Только сидя задремали, как ко мне стал приставать какой-то пьяный оборванец. Студент еле отбил меня. Наконец в три часа ночи открылась касса, около которой началась свалка. И здесь я увидела знакомую личность. Это был отвратительный тип, который, работая локтями яростно пробивался к кассе, и при этом мерзко ругался. Где же мне приходилось видеть его раньше? И вдруг вспомнила - он поехал с нами в экспедицию в Среднюю Азию в 1982 году и при этом сразу же так проявил себя, что нам пришлось с ним расстаться не доехав до места. Студент потный и взъерошенный вылез из этой свалки
к счастью с билетами. А Научной руководительницы нет. Скоро посадка, а
ее все нет. Студент чертыхается и говорит: Уже объявили посадку, когда появилась наша взлохмаченная
и запыхавшаяся попутчица с возгласом: "Ой, я чуть не проспала!" Через восемь часов подлетаем к Москве. Там утро. Меня
должен встречать Саша, но его нет. Я стою с ворохом вещей около камеры,
где выдают багаж. Все уже разошлись и я начинаю волноваться. Но вот, наконец,
ко мне спешат двое - это Саша и Анечка. Ей одиннадцать лет. Сегодня воскресенье
и она проспала. Поэтому и опоздали. |