ДОНБАСС

В Иловайске взяли попутчика - проводника до Горловки. Едем через города Енакиево, Никитовка, Горловка, незаметно переходящие друг в друга. Кругом черные угольные терриконы. Из труб валит красно-бурый дым. Дышать нечем. Горловка тянется более, чем на двадцать километров. Уже ночь. Попутчик посоветовал остановиться у пруда за Горловкой. Мы долго блуждали, пока по какой-то вязкой лесной дороге не подъехали к темному пруду, берега которого заросли густыми кустами, камышом и осокой. Наломали сухих веток, разожгли костер, попили, как всегда чайку на ночь, вытащили из машины раскладушки и спальные мешки и на боковую. А над нами, опять же как всегда, звезды светят, а рядом лягушки квакают. Мне не спится. Достаю из полевой сумки блокнот и, лежа в мешке, пишу стихи, которые возникают сами собой и надо их только записать, а то к утру забудутся. Иногда стихи рифмуются в голове под стук колес машины, но если записать нечем и не на чем, то тут же выветриваются.

То пустыни, то Кавказ
Нам дают приют.
Приютил на этот раз
Украинский пруд.

Обрамляют темный пруд
Ветлы и камыш.
Волны на берег бегут.
Ночь. А ты не спишь.


Звезды смотрят с высоты.
Легкий ветерок.
Шепчут листьями кусты.
От костра дымок.

Тлеют угли. Гомонит
Лягушачий хор.
Вот сейчас уж догорит
До конца костер.

Будет холод. Упадет
На землю роса.
Наконец-то сон сомкнет
И твои глаза.

И присниться Туркестан,
Знойный жар пустынь
И верблюдов караван,
И ночная стынь,

Моря Черного волна,
Высь Кавказских гор,
Снежных шапок седина,
Птичий разговор.

Улетает стая птиц,
За собой маня.
Сон слетит с твоих ресниц
С наступленьем дня.
Ночь.

26 сентября 1979 г.

Наступило утро. Мы продрали глаза, и, к своему удивлению, увидели на другой стороне пруда прекрасный песчаный пляж, а кругом золотой осенний лес, среди которого зелеными свечками торчали пирамидальные тополя. Этот пейзаж несказанно обрадовал нас, так как увидеть такое чудо после вчерашнего путешествия по задымленному Донбассу, мы никак не ожидали.

Наскоро позавтракав, Жора и Саша Колесов уехали с Толей в Горловку на Ртутный комбинат, а мы с Юрой остались на хозяйстве. Заготовив дров, Юра рисует. Я варю обед на костре и, глядя на открывшийся нам пейзаж, пишу стихи:

Тополя пирамидальные,
Словно свечи вдоль дорог,
Что стоите вы печальные,
Лета преступив порог?

Желтизною чуть подхвачены,
Все же сочно зелены.
Гордой стройностью означены
Средь осенней желтизны.

Ветер вас не очень трогает.
Так не лейте ж горьких слез.
Вы слывете недотрогами
Среди плачущих берез.

Ведь недаром же плакучими
Называются они -
Ветер косы им закручивал
Даже в лучшие их дни.

Обед готов. Наши с комбината еще не приехали. Есть свободное время, и я решила написать письмо домой. Взяла бумагу, ручку, а письмо не пишется, так как в голове со вчерашнего дня все складывается в рифмы.

Я писем писать не люблю.
За это меня не ругайте.
Я лучше стихи вам пошлю.
Их, если хотите, читайте.
В них вся наша жизнь на колесах,
Вернее не вся, а фрагменты -
- Дороги, пустыни и плесы
Иль лишь впечатлений моменты.
-----

Мы в пути. Нам шум не страшен
Душных городов.
Путь лежит средь гор и пашен,
Солнца и ветров.

Перевалы, перекаты -
- все в мельканьи дней.
В них рассветы и закаты,
Волны трех морей.
(Каспийского, Черного, Азовского)

Все в них - жаркие пустыни,
Села, города...
Нет! К дорогам не остынет
Сердце никогда.

Удивительно красивы
Реки среди гор.
Но голубушка Россия
Нам туманит взор.

И уводит вдаль дорога
От кавказских рек.
У российского порога
Русский человек.

Тут поклонимся мы низко
Пашням и полям.
Все здесь мило, все здесь близко
И привычно нам.

Рядом квакают лягушки
И заросший пруд.
На поляне раскладушки.
Полевой уют:

Тент натянут на поляне
Конусным шатром.
Пахнет кофеем и чаем
И костра дымком.

28 сентября 1979 г.

Но вот ребята вернулись с работы, пообедали, и мы, оставив Юру дежурным, отправились осматривать окрестности.

За лесом на другой стороне пруда разместился поселок Гольма. Поселок небольшой, но есть в нем и каменные дома, и магазин, и баня. В магазине неплохо, по тем временам, с продуктами - есть масло, сыр, колбаса, яйца, крупы всякие. Хорошо. Жить можно.

 

Хутор "Сухой яр"

Около пруда на берегу маленькой речушки - хутор "Сухой яр", состоящий из нескольких домиков. В одном из них мы решили поселиться, тем более, что погода начала портиться и стал накрапывать дождичек. Зашли в приглянувшийся нам дом. Нас встретила приветливая маленькая седая старушка, но в помещение не пустила, а спросила, что нам надо.
- Да вот, хотим снять у вас помещение на месяц. Приехали в экспедицию. У нас конечно есть палатки, но что-то уже холодновато спать в них. Лучше бы в доме, - сказал наш начальник Жора.

У старушки на лице появилось обеспокоенное выражение. Она вскинула на нас подозрительный взгляд, помолчала и произнесла:
- Сказать то можно что угодно про себя, а вот кто вы такие на самом деле определит мой сын. Он у меня милиционер, вечером придает домой, разберется. Так что, приходите вечером. Он на вас на всех посмотрит, проверит, а там и решим пускать вас или нет.

Мы были обескуражены такими подозрениями, но лицо то у бабули было очень доброжелательным и мы решили зайти вечером.
Приходим. Худощавый молодой мужчина вышел нам навстречу. Обменявшись парой слов, понял кто мы такие и сказал:
- Мамаша, это хорошие люди. Ничего плохого они вам не сделают, так что пусть живут.

Мы вернулись к палаткам, покидали в машину вещи, объехали пруд и оказались у дома, где уже были распахнуты ворота сада, и стояла улыбающаяся хозяйка. На вопрос, как нам ее называть, она ответила: "Зовите просто Бабулей". И прожили мы с Бабулей целый месяц душа в душу. По доброте своей она давала нам все, что было в огороде и в саду, не желая брать за это никакой платы и приговаривая при этом:
- Пользуйтесь всем, что дарует природа. На всех хватит.

По воскресеньям она всегда рано утром нагружалась яблоками, картошкой и другой снедью и тащила два тяжелых ведра на "толчок" (так назывался там базар). Ежедневно, часов в пять утра, вставала и копалась в огороде. Иногда ей помогал кто-нибудь из наших ребят. Относилась она к нам, как к своим детям, а когда мы уезжали, горько плакала.

Пыльный промышленный душный Донбасс.
Трубы и дым красно-бурый зловещий.
Нам повезло, что забросило нас
В хутор, стоящий у маленькой речки.

Хутор приветливый в рамке лесов,
С домом большим, огородом и садом.
Тихо. Как-будто и нет городов,
Хоть они близко. Почти что рядом.


Птицы в лесу свои песни поют.
В хуторе том, что стоит на опушке,
Тузик, две кошки и теплый уют.
И доброта украинки-старушки.

Все хлопотунья-хозяйка в делах:
То в огороде, то в кухне - по дому.
Утречком ранним уже на ногах.
Рада помочь, хоть мы мало знакомы.

То помидор принесет с огорода,
Яблок нарвет - угощает опять.
"Кушайте все, что дарует природа", -
Не устает она нам повторять.


Наше житье-бытье.

Ребята жили в доме, а я, как всегда, в палатке. С меня взял пример и Юра. Вот и поставили мы две палатки в саду под яблонями. А ночи уже стали холодными. Мерзнем, но в дом не идем.

В хуторе этом живем уж неделю.
Сытно и вкусно нас кормит Донбасс.
Похолодало. И в теплых постелях
В доме натопленном трое из нас.

Только те двое - то Женя и Юра
Спят во дворе, несмотря на мороз.
То ли упрямы? А может быть сдуру
Ежась в мешках, выставляют лишь нос.

По утрам морозит, и деревья и трава покрываются инеем. Особенно холодно вылезать из теплого мешка и окунаться, по моей привычке, в протекающую рядом речку. Юра сбежал из палатки в дом 3 октября. Моего терпения хватило до 5 октября. Дело в том, что я совершенно не могу спать в душном помещении, а бабуля ежедневно топила на ночь печку. Но спать даже в ватном спальном мешке в палатке стало настолько холодно, что лежишь и вместо сна целую ночь "продаешь дрожжи". Так что мне все-таки пришлось перейти в дом для того, чтобы в речку бежать из тепла и после окунания попадать опять в тепло.

Но пока я еще обитаю в палатке. Поздним вечером, сижу на своей раскладушке. На вьючном ящике, служащим прикроватной тумбочкой, горит свеча. Хочется поделиться с Таней впечатлениями от прожитого дня и я пишу ей письмо. Вот что из этого получилось.

Светится палатка сказочной избушкой,
У заросшей речки квакают лягушки,
Мне напоминая пруд наш музыкальный,
И тогда немного на сердце печально.

Очень нехватает мне тебя, Татьяна.
Вновь ложусь я поздно, просыпаюсь рано.
Жизнь на колесах и подъем с восходом
Кончились на плесах с рыбьим хороводом.

Я живу в палатке - сказочной избушке,
А ребята рядом - у седой старушки
На большой веранде. Спят, сопят носами.
Утром, встав, причешут бороды с усами
И почистят зубы. И пойдет работа.
Что не говорите, завтра ведь суббота.

Будут ладить снасти, чтоб попалась рыбка.
Попытают счастья на болоте зыбком.
Встанут спозаранок в утреннем тумане.
Рыбы в речке столько - хоть лови руками.

Будет нам на завтра лучшая закуска.
За столом присядем. Чокнемся по-русски.
Коли нет улова, поедим колбаски.
Мы на месте новом заживем по-царски.

Нам вчера начальник обещал по праву
Выполнить желанья - что кому по нраву.

Юрино желанье - это есть галушки.
Ими, чтоб кормила юная хохлушка.
Пожеланье Сани - побывать в кино,
А потом на выбор - водка иль вино.

Обещал толкучку с нами посетить:
Что кому понравится - то тому купить.
Обещал он баню и парную в ней.
Обещаний столько, что не хватит дней.

Улыбнулся в бороду: "Дайте только срок.
Будут вам и фильмы, будет и "толчок".
Будут и галушки на зубах хрустеть,
Будут и хохлушки с вами песни петь.


Но сперва работа до семи потов.
Ну, а на субботу обещать готов:
И хохлушек стайку, и галушек всласть,
И парную с шайкой (чтоб вам всем пропасть),

Крупную попойку в местном кабачке,
Барахло задаром где-то на толчке,
Свитер весь из шерсти о десяти рублях..."
Обещаний двести дал он впопыхах.

Жора б все исполнил, если б не работа,
Если б дни недели были б все - субботы,
Если б миллионы он носил в кармане -
Были бы дворцы нам, а не то что баня.


30 сентября 1979 г.

 

Одним из Жориных обещаний мы, не откладывая в долгий ящик, решили воспользоваться и пошли в поселковую баню, чтобы смыть с себя пыль и грязь, накопленные за долгую дорогу. Баня хорошая, кирпичная, двухэтажная. Желающих мыться, почему-то нет. Мы одни. Купили билеты и вошли. Они - в мужское отдаление, я - в женское. Баня большая и я в ней одна. Гулко льется вода, гулко отдаются шаги, шлепающих по воде ног. Намылилась и вдруг... вода кончилась. Подождала, подождала - вода не появляется. Так и не появилась. И пришлось вытереть полотенцем мыльную голову и тело, натянуть на себя белье и отправляться восвояси. В таком же положении оказались и ребята. Пришли мы все домой и чешемся из-за не смытого мыла. А речка холодная и в воздухе холодно. Совсем не хочется после горячей бани смывать мыло в ледяной воде. Тогда мои мальчики решили устроить самодельную баню по-черному. Натаскали больших камней в конец огорода, который подходил к заболоченному участку речки, разожгли костер, подождали пока камни разогреются, а дрова превратятся в угли, натянули над ними брезент шатром и полезли под него. Я, воспользовавшись их отсутствием, нагрела в доме воды и смыла с себя мыло. Вдруг слышу шум и женский визг - это, очумевшие от дыма мальчишки, выскочили голые из под брезента, пронеслись опрометью мимо проходивших по берегу девиц, и кинулись в холодную речку. Через некоторое время вижу, бегут, завернувшись в полотенца, дрожащие и замерзшие, с красными слезящимися глазами, которые разъел дым. Усадила я их за стол, налила по рюмочке перед ужином, напоила горячим чаем и разогрелись, повеселели мои орлы.

Второго октября приехал из Москвы после окончания совещания Валентин Михайлович Роговой - научный руководитель нашей экспедиции.

Работа была однообразная - или копировали графики и карты в фондах комбината, или отбирали пробы в кернохранилище. По вечерам обсуждали дневную работу, а потом читали, или играли в карты. По воскресеньям ловили рыбу. Но все это прискучило. Женского общества не было и ребятки мои совсем было приуныли. Что бы такое сделать, чтоб они воспрянули духом? И пришлось мне их веселить - писать стихи, а еще лучше частушки на злобу дня, которые мы распевали под аккомпанемент гитары. А гитаристом был угрюмый Саша Колесов.

Вот сейчас мы вместе с Сашей
Вам частушки пропоем
О промышленном Донбассе
И о том, как в нем живем.

Курятся, курятся трубы над Донбассом.
Выпить нам хочется пива или кваса.

Терриконы, терриконы,
Шум белазов, мгла и дым
И канатные прогоны
С вагонетками руды.

Здесь среди такого ада
Расположены дома.
Но от грохота и чада
Можно в них сойти с ума.

Курятся, курятся трубы над Донбассом
Выпить людям хочется водки, а не кваса.


Только мы с Сухого яра
Не боимся серой мглы.
Свежий воздух и гитара
Нам здоровье сберегли.

Весело, весело жить нам у Бабули.
День мы проработали. До утра уснули.

Мы однажды были в бане.
Баня та - одно названье.
Вроде с виду ничего.
не хватает одного:

Не хватает в этой бане
Лишь воды в горячем кране.
Открутили мы холодный -
И в холодном - ничего.

Ничего не стоит гольминская баня.
Что же она сделала вдруг со всеми нами?

Что же делать? Как нам быть?
Пену мыльную чем смыть?
Надо б в речке искупаться,
Чтоб от мыла не чесаться.

Боязно, боязно искупаться в речке.
Могут от холода выпрыгнуть сердечки.


И тогда все те, кто в мыле,
Все по счету: три-четыре,
Стали глыбочки таскать
И в костре их нагревать.

Топится, топиться баня у забора.
Хочет в ней вымыться наш начальник Жора.

Под брезентом все сидят
И от жара маются.
Очень уж они хотят
До конца допариться.

Юра в речку всех зовет
Жору, Саню, Толю:
"Эй, давай честной народ,
Выходи на волю".

Очумев от дыма в бане в огороде,
Выскочили голыми прямо при народе.

И попрыгали в болото,
Словно лягушата.
Вот уж мне теперь забота -
Как согреть ребяток?

Чтобы простуда их не одолела,
Мы бутылку разопьем - будет то ли дело.

 

Жизнь стала веселее. Каждый вечер пели новые частушки о нашей жизни. 10 октября мы провожали в Москву Юру - он уходил в армию. Накануне устроили праздник. Желали благополучного служения в армии и всяческого счастья и везения в жизни. Расставаться было, как всегда, немного грустно.

Но наша дружба,
Согретая жаром пустыни,
Овеяна зноем ветров,
Она и зимой не остынет
В Москве средь уютных домов.

Проводили Юру. После этого поехали в банк за деньгами. Но денег из института нам не прислали. А осталось их у нас совсем мало. Придется экономить.

Все, кроме меня, каждое утро уезжают на работу, а я при своих поварских обязанностях целый день на кухне и в будние дни и в воскресенье.

Кончается мой рабочий день. Поужинали. Посуда вымыта. Теперь только поздним вечером перед сном напоить всех чаем. И все. А пока можно расслабиться и почитать. Но не тут то было. Ребята играют в карты и вдруг кто-нибудь из них произносит, да этак ласково:
- Женя, так пирожка хочется.

Поскольку я их всех люблю и всегда хочу сделать для них что-то приятное, то не выдерживаю характера: растапливаю печку, беру муку, яйца, сахар и яблоки, сорванные в бабулином саду, и пеку в духовке большой пирог, чтоб и на завтра хватило.

Поздний вечер. Сидим за столом, пьем чай. Ребята расхваливают мое изделие и незаметно за разговором уплетают все до крошечки. Так что завтра опять у меня не будет свободного вечера - ведь опять я не устою перед их просьбой. Чувствую, что за этот полевой сезон накопилась усталость. И решила я взять выходной день - один за все лето.

14 октября. Воскресенье. Я свободна. Ушла в палатку. Сижу, читаю. Только уткнусь в книгу, бегут, спрашивают: как это сделать, как то сделать, сколько соли класть и так далее. Чтобы полностью отдохнуть от кухни я ушла из палатки и отправилась гулять по окрестностям Гольмы. Пришла к вечеру. Обед готов, стол накрыт. Все чин чином - и салат, и первое, и второе, и третье. Но что-то Саня больно сердитый. Он был главным поваром, а остальные на подхвате. Все вкусно. Мы едим и похваливаем, а Саня ворчит:
- Чтоб я еще когда-нибудь взялся готовить обед?! Да ни за что в жизни! Это ад какой-то. И вообще это женское дело, - заключил он.

Настала ночь. Все легли спать, а я, по своему обыкновению, открыла тетрадь и пишу стихи, которые звучат во мне после впечатлений сегодняшнего свободного дня.

Осенний закат.
Гаснет небо в зареве заката,
Отражаясь в зеркале пруда.
Гамма красок сказочно богата
И неповторима никогда.

Каждый миг рисует нам виденья.
Их меняет следующий миг.
Крик души: "Остановись мгновенье!"
Только не поможет этот крик.

Солнце скрылось. И на небосводе
Потускнели яркие тона.
Уж темнеет. Медленно восходит
В небо серебристая луна.

В лунном свете все мертво и сине.
В лунном свете нет того тепла.
Лес и сад оденет утром иней.
И земля кругом белым бела.
Гольма, хутор. Ночь.

Посмотрела на часы. Уже поздняя ночь. Ну вот напишу еще только про сегодняшний день и лягу спать.

Расписалась что-то я,
А пора бы спать.
Ночь пройдет. А там заря
И пора вставать.

И кормить своих мужчин,
После провожать.
В общем, много есть причин,
Чтобы рано встать.

А потом сварить обед,
Да, чтоб вкусным был:
Чтоб в сердцах оставил след
И в желудках пыл.

А потом весь дом убрать,
Постирать немножко,
Кости Тузику отдать
И объедки кошкам.

А потом пирог испечь,
Вечером подать.
И не очень поздно лечь,
Чтобы рано встать.

И кручусь я , как юла
Целый день-деньской.
Все дела, дела, дела...
Где же выходной?

Наконец-то повезло -
- Завтра он придет.
И пойдет, чертям назло,
Время без забот.

Все заботы у мужчин -
- Саня поварит.
И талантом поварским
Всех нас удивит.

Щи прекрасные на вкус
И компот не хуже.
Все мы хвалим Санин вкус
За отличный ужин.

"Как скрывал ты сей талант, -
Слышен общий говор,
"Ты не только музыкант,
Но отличный повар.

Выражаем мы тебе
Наше поощренье
И хотим есть твой обед
Хоть по воскресеньям."

Только Саня наш совсем
Недоволен что-то:
"Ну вас всех к чертям ко всем
С вами и компоты.

Женщины всегда должны
Нас мужчин беречь:
Шить, варить, стирать штаны
И любовь стеречь.

Хоть устали, но должны
Улыбаться нам.
А зачем еще нужны
Женщины мужьям.

Мы ж хотим свободно жить.
У нас пропасть дел:
Петь, гулять и водку пить -
- Вот, мужской удел."

Саня, Саня ты неправ.
Ты потом поймешь -
Женские права поправ,
Счастья не найдешь.

14 октября 1979 г.

!8 октября уехал от нас Валентин Михайлович Роговой в Симферополь опять на какое-то совещание.
- Не хочется мне от вас уезжать, - говорил он, когда мы провожали его на вокзале, - А вам, Женя, большое спасибо за то, что создали в отряде жизнерадостную, здоровую обстановку, - вдруг поблагодарил он меня.

Нас осталось четверо: Жора, Саня, Толик и я. А денег нам до сих пор не прислали.

Осень. Дни короче стали
И длиннее вечера.
Вечерами мы читали.
Потом спали до утра.

Чудится, чудится нам ночами разное.
Надо как-то изменить жизнь однообразную.

Мы занять себя хотели.
Очень долго думали.
И сопели, и потели,
Так и не придумали.

В воскресенье каждое - разную б программу:
Например, пойти в кино с интересной дамой.

Но как даму пригласить
В эдаком наряде,
Раз штаны совсем порвались
Спереди и сзади?

И придется оставаться
В выходной нам дома.
Видно будем развлекаться
Как-то по другому.


Чтобы нам себя занять
В это воскресенье,
Будем в карты мы играть,
Хоть до одуренья.

Поиграли б на копейки. Только денег нету.
Скоро будем побираться мы по белу свету.
Заложили бы штаны, но их все сносили
И на все, на все места заплаты нашили.

Как играть на те штаны,
Что не стоят ни рубля?
Есть в запасе щелбаны
Да еще и пенделя.

И теперь играем мы до одуренья.
Очень весело прошло это воскресенье.

Щелбаны и пенделя
Вовсе не жалели,
А потом совсем не зря
Головы болели.

Но мы своей бодрости все же не теряем.
Чтоб ума не потерять анальгин глотаем.

Но уж нету анальгина.
Даже не на что купить.
Хоть хватило бы бензина,
Чтобы до Москвы дожить.

А Москва родная уж не за горами.
Очень хочется к жене или к милой маме.


Но придется подождать
Женам, мамам, детям.
Ведь нельзя же уезжать
Не засняв планшеты.

Дни бегут и бегут, а мы все кукуем.
Только мы ведь не из тех. Мы не затоскуем.

Наконец работа окончена. Собираемся уезжать. Денег нам так и не прислали, а тут еще Жору ангина одолела. Последние дни он и на ртутный комбинат ездил совсем больной. Дома вечерами лежал в постели с температурой, полоскал горло, но лучше ему не становилось. Срок командировки заканчивается. Денег нет. Бензин на исходе. Надо ехать.

26 октября съездили на почту в надежде, что деньги, может быть, все-таки прислали, но наши надежды оказались напрасными.
В этот день вечером Бабуля сказала:
- Давайте-ка я всем вам погадаю и расскажу, что ждет вас в вашей Москве. - и стала раскидывать карты. - Всем предсказала что-то хорошее, а мне сказала:
- А тебя, Женечка, удар ждет от молодого короля.
- Да нет, Бабуля, Вы ошибаетесь. Наверное, не от молодого, - сказала я.
- Верь мне. Карты правду говорят. Я же вижу , что от молодого, - убеждала меня гадалка. Но я не поверила картам. Какой там еще молодой король? Нет у меня никакого молодого короля.
27 октября распрощались мы с нашей Бабулей. Она стояла у крыльца и говорила, вытирая слезы кончиком головного платка:
- Привыкла я к вам. Вы мне, как дети родные стали. Скучать без вас буду. Приезжайте на будущий год.
- Приедем Бабуля. Спасибо вам за все.

Едем в Москву. В одиннадцать часов утра мы выехали с хутора Сухой яр. Было холодно и моросил мелкий дождик.

В 8 часов вечера проехали Белгород, после чего у нас сломалась машина. До шести часов утра еле тащились, периодически останавливаясь для того, чтоб при свете фонарика покопаться в моторе, пытаясь найти поломку. Наконец совершенно измученные Толик и Жора полезли в кузов, забрались в спальные мешки и уснули. Проспали два часа. Мы с Саней в это время достали из вьючного ящика таганок, чайник и вскипятили на паяльной лампе чай из снега, который шел и шел крупными хлопьями, образовывая десятисантиметровый покров вокруг. Пока мы прыгали возле паялки, без конца подкладывая в чайник снег, ноги у нас совсем замерзли. Наконец чай готов. Будим спящих и завтракаем в кузове - сыр, хлеб, консервы и пирог, приготовленный Бабулей нам в дорогу. В 11 часов тронулись дальше. Жора вручную подкачивает бензин в мотор. Он болен. У него ангина. Хорошо, что мы взяли с собой водку и он еще вчера с вечера несколько раз к ней прикладывался, а теперь все время полощет горло. Благодаря этому и держится. Кругом зима - лежит снег. На Украине он таял, а здесь нет. Мы с Саней в кузове лежим в спальниках одетые. На мне две пары рейтуз, тренировочные брюки, три свитера, куртка. На спальник накинут ватник. И все равно зуб на зуб не попадает. Ноги никак не согреются. Не мудрено: ведь за бортом машины 15 градусов мороза. Да и в машине столько же. Мы задраили брезентовый тент машины со всех сторон, так что ветер почти не продувает.

Вдруг машина остановилась. Милиционер, остановивший нас, спрашивает у сидящих в кабине: "Какой груз везете?" Не успел Жора ответить, как он открыл дверцу в кузов и ахнул: "Людей морозишь?! Ну, езжай скорей, пока они совсем не окоченели".

Едем медленно и молим Бога о том, чтобы окончательно не сломаться и как-то дотянуть до Москвы. Саня мрачный. Я стараюсь его развлечь, но у меня это плохо получается. Поэтому я под тряску машины пишу все это в тетрадь. Получаются сплошные каракули.
Москва приближается, но это не вызывает у меня восторга. Правда уже хочется в тепло и к удобствам. Да и в поле плохо в такой холод. Но после летнего приволья так не хочется мне всегда окунаться в суетливую московскую жизнь. Одно хорошо - не нужно будет каждый день заниматься кухней.

Был поздний вечер, когда мы подъехали к моему московскому дому в Бирюлево. Ребята проводили меня с вещами до квартиры, предварительно отдав мне все оставшиеся от нашего путешествия продукты, так как знали, что я живу одна, и дома меня никто не ждет. Открываю дверь своим ключом и попадаю в ярко освещенную квартиру. Что такое?! Из комнаты появляется Саша и восклицает: "Мама, как ты неожиданно приехала!"

Я сначала обрадовалась, а потом удивилась.
- Саша, как я рада тебя видеть, но что случилось? Почему ты здесь? Ты же не знал, что я приеду сегодня.
- Раздевайся. Я сейчас поставлю чай. Сядем за стол, и я все тебе расскажу, - сказал совсем невеселый Саша.

За столом я услышала рассказ о том, что Саша расстался с семьей. Это ударило меня, как обухом по голове. Так вот про какого молодого короля гадала мне на картах Бабуля в Сухом Яре. Так вот от какого молодого короля меня ждал удар - от Саши! Вот уж этого я никак не ожидала и ни на йоту не поверила тогда картам. А они оказывается не соврали.

Осень и зиму 1979 года Саша прожил вместе со мной в моей двухкомнатной квартире в Бирюлево. Мне было хорошо и уютно с ним. К весне 1980 года квартиру на улице Вавилова разменяли на две. Ира с Аней и новым мужем -Костей переехала в Матвеевское, а Саша стал жить в маленькой однокомнатной квартире на Профсоюзной улице около метро "Академическая".

 

<< Вернуться назад
<<Оглавление>>
Читать дальше >>