ПО БЕЛОРУССИИ И КАРЕЛИИ

Лето 1977 года. Цель работы - изучение берилиевой и редкоземельной минерализации в древних гранитах и метасоматитах Белоруссии и Карелии.

Белоруссия

Мы с Таней Ершовой едем в белорусский город Житковичи в составе отряда Кирилла Розанова. Кроме нас в отряде сотрудники ИМГРЭ - Пережигин, Люда Флерова с пятилетним сыном Петькой, Ира Коняева и шофер Толя Грачев. Все уже там, а мы почему-то задержались.

Доехали до Минска. Поезд на Житковичи только вечером и в нашем распоряжении целый день. Мы бродим по городу, который производит очень приятное впечатление - чистый и зеленый. Наступил вечер. Чтобы убить время до поезда, который отправлялся в 12 часов ночи, мы пошли в кино - шла картина "Богдатский вор". Действие картины так захватило нас, что мы не заметили как пролетело время. Взглянув на часы в самый захватывающий момент, поняли, что развязки узнать уже не успеем и стремглав бросились на вокзал, где из рупора раздалось: "Поезд отправляется". Бежим к своему вагону. Вскочили в последний момент. Несколько часов езды, и мы в Житковичах. Здесь нас встречала машина. Лагерь раскинули неподалеку от геологоразведочной партии, находящейся в четырех километрах от Житковичей, и началась наша каждодневная работа в кернохранилище, все помещение которого было почему-то увешано березовыми вениками. Мы поинтересовались у работников ГРП, что это значит, на что они возмущенно ответили: "Это наш начальник деньги зарабатывает, продавая веники по 17 копеек за штуку. Посмотрите, все березки вокруг ободраны. И сколько мы не протестуем, он нас не слушает."

Наши палатки стоят среди леса, изобилующего грибами и черникой. Белые растут прямо около палаток, и мы каждый день едим либо грибной суп, либо жареные грибы.

Белоруссия, Житковичи. Чистка рыбы в лагере. 1977 г.	Остановка по дороге в Карелию. Я, Таня Ершова, Петя, Ира Коняева, шофер Толя Грачев и Люда Флерова.

После работы по вечерам мы с девочками ходили в деревню за молоком, находящуюся в трех километрах от нашего лагеря. Дорога петляла лесом. В вечернем лесу пели птицы, благоухали ночные фиалки, садилось за горизонт красное солнце. В деревне хозяйка наливала нам два бидона молока, и мы отправлялись обратно. Быстро наступала ночь. Вот уж и совсем темно. И вдруг кто-то задел меня по голове. Я, вскрикнув от неожиданности, спросила: "Кто это?" Молчание. Стало неприятно. Кто бы это мог так бесшумно подкрасться и хлопнуть по голове? Вот, опять и опять. Подняв глаза вверх, мы увидели между деревьев на фоне полутемного неба множество летучих мышей. Через некоторое время выработалась привычка, но в первый раз было ощущение, что мы очутились в какой-то страшной сказке.

Толя изнывал от безделья, так как кернохранилище было рядом, и в каждодневных услугах машины мы не нуждались.

Только по воскресеньям ездили в Житковичи на базар. Покупали там овощи, фрукты, ягоды и... посуду. Да, да посуду. В то время в Москве был маленький выбор товаров. Поэтому, когда мы появлялись в житковическом универмаге, у нас глаза разбегались, особенно при взгляде на стеклянную посуду - рюмки, фужеры, красивые цветные стаканы для напитков. Все это покупалось и потом становилось заботой о том, как все в целости и сохранности довезти до Москвы.

Прошло полтора месяца и мы, заехав в Москву, отправились на северное побережье Ладожского озера.

Карелия

Выехали рано утром. Когда настало время обеда, остановились, развели костер, сварили картошку в мундире, открыли консервы, нарезали хлеб, вскипятили чай, утолили свой голод и часа через полтора отправились дальше. Вечером, когда уже совсем стемнело и трудно стало пробираться по лесной в колдобинах дороге, остановились на ночевку.

На другой день к вечеру подъехали к Ладожскому озеру. Солнце висело низко над горизонтом и водная гладь была перламутрово-розовая. Берега поросли камышом. Кругом кусты. Походили вдоль берега и выбрали место для лагеря около песчаного пляжа. Скоро стемнеет и нужно торопится. Наскоро растянув палатки, развели костер и вскипятили чайник. Готовить ничего не стали. Нарезали хлеб, открыли банки с тушенкой. Этим и ограничились.

Наутро пришел с нами знакомиться местный лесник. Сидя у костра и попивая чай, мужчины обсуждали рыбалку. День ушел на устройство лагеря. А затем обычная геологическая жизнь - маршруты и иногда походы за ягодами, грибами и рыбная ловля.

Как-то раз, возвращаясь из маршрута, я наткнулась на склоне горы на валявшийся в пожухлой траве рог лося. Радости моей не было конца.
- Смотрите, что я нашла, - закричала я, идущим вдалеке моим спутникам. Подошел Розанов и улыбаясь сказал:
- Ну это ты подаришь, конечно, своему начальнику, т.е. мне.
- Ну, уж нет.

Находка была тяжелой, в рюкзак не влезала, и я тащила всю дорогу свой трофей в обнимку.

Карелия - благодатный край. В северном Приладожье прекрасные леса. Местами среди хвойных деревьев встречаются кочки совершенно красного цвета от растущей на них брусники, крупные ягоды которой образуют настолько большие гроздья, что листья на веточках становятся почти не видны. Когда на пути попадается такое изобилие, то оторваться от него совершенно невозможно. И начинаешь собирать ягоды в любую тару, которая есть с собой - в мешочки для образцов или даже в мешки для проб. Иногда устраивали специальные походы за брусникой. Для того, чтобы везти это богатство в Москву пришлось поехать на базар и купить там бочонки с крышками.

Однажды, когда выдался свободный день, я отправилась одна за малиной. Прошла по узкой тропинке в лесу километра два и оказалась у большого малинника. Кругом тишина. Малины много. Ягоды крупные, висят на высоких кустах, образующих сплошные заросли. Я увлеченно собираю их, думая о чем-то своем. Вдруг от мыслей меня оторвал какой-то треск. Трещали под чьими-то шагами ветки. Я подумала, что по соседству со мной еще кто-то собирает ягоды. Кто бы это мог быть? Ведь тут на десятки километров никто не живет кроме нас. Поднялась на цыпочки, осмотрелась кругом, но никого не было видно. А ветки продолжали трещать. Я еще немного пособирала, а потом мне вдруг стало неприятно, и я поспешила в лагерь. Прихожу и рассказываю, что мол рядом со мной еще кто-то собирал малину. Подошедший в это время лесник сказал:
- Известно кто. Медведь. Вы поставили лагерь на его территории.

И, действительно, это не замедлило подтвердиться. Только рассвело, когда я вышла из палатки и совсем рядом с входом наткнулась на медвежий помет, состоящий сплошь из не переваренной брусники. От него шел пар. Рядом в овраге, заросшем кустарником, трещали сучья под тяжелыми шагами уходящего медведя. Наверное, он был возмущен нашим вторжением в его владения, но объявлять нам войну не решался, а просто, также как и мы, пользовался на своей исконной территории дарами леса и затем оставлял свои визитные карточки, напоминая о том, что все-таки он здесь настоящий хозяин.

Похолодало, и мы перебрались в селение, находящееся на берегу реки Укса, которая впадала в Ладожское озеро. Сняли бревенчатый домик с печкой и поселились в нем. Форточек не было; по ночам мы задыхались от нестерпимой духоты. Но самым ужасным было то, что это жилище оказалось заселенным бесчисленным количеством клопов, ползающими по стенам. Ночью они забирались в спальные мешки и не давали спать. Пробовали поставить раскладушки посреди комнаты, но тогда они сыпались с потолка. Несмотря на холод, при котором по ночам замерзали лужи и вода в ведре, мы с Таней натянули палатку во дворе и перебрались туда. Перед тем, как лечь спать, зажигали на вьючном ящике, служившим тумбочкой, десять свечей для того, чтобы хоть немного согрелся воздух, и залезали в холодные мешки, накинув сверху еще и ватники. Согреться было трудно. Потом мы стали заполнять несколько бутылок горячей водой и засовывали их в мешки - по одной в ноги, по одной под бок. Тогда засыпали. Несмотря на утренние заморозки, я каждое утро окуналась в реке. Однажды дул резкий холодный ветер, когда я, вылезши из воды и накинув на мокрое тело плащ, бежала к палатке. По дороге встретилась знакомая геологиня, которая остановила меня и стала что-то рассказывать о больном ребенке. Мне неудобно было ее перебивать и объяснять, что у меня под плащом мокрый купальник и мне холодно, и я стояла с ней минут десять, обдуваемая ледяным ветром, за что потом и расплатилась жестоким радикулитом.

Отъезд в Москву

Но вот полевой сезон окончен, ящики с образцами, а также и ящики с брусникой, отправлены по почте в Москву, и можно уезжать. Первыми уезжаем мы - Таня, Ира и я. Остальные задерживаются еще на несколько дней. Поезд отправляется ночью. Утром приезжаем в Ленинград, где нас встречает мой двоюродный брат Дика. У нас в распоряжении один день. Вечером - поезд на Москву. Ира и Таня идут осматривать город, а я еду навестить свою тетку - Анку. Договорились в пять часов вечера прийти к Дике. Когда мы там появились, то удивлению нашему не было конца: нас ждал, накрытый белоснежной скатертью, сервированный и уставленный всякими яствами, стол. Посредине красовался букет цветов. И встречал нас нарядный и приветливый Дика. Это было так разительно после нашей полевой жизни.

За столом было приятно и весело: произносились тосты, пелись песни, рассказывались анекдоты. К сожалению вечер пролетел быстро, и настала пора отправляться на Московский вокзал. Поскольку Дика был несколько пьян, то пришлось взять такси. Билетов в кассе не было. Дика, пользуясь своим обаянием, договорился с начальником поезда, и нас посадили в купейный вагон, хотя мест свободных там не было.
- Садитесь. Потом разберемся, - сказал начальник поезда. Поезд отправлялся в час ночи. Мы уговаривали Дику не дожидаться отправления, так как закроется метро. Но он как истинный джентельмен нас не послушал.

Наконец поезд трогается. Мы расстаемся, машем друг другу руками. Поезд набирает ход. Надо устраиваться на ночлег. Но нам негде, и мы стоим в коридоре. Хмель от вечернего застолья еще не выветрился и мы затягиваем песню.
- Девочки, давайте петь тише, а то пассажиры возмутятся. Ведь уже второй час ночи, - говорю я.
Но какое там. Распелись и поем во весь голос. К удивлению никто не возмутился, а напротив, открыв двери купе, с удовольствием слушали и, когда мы замолкали, просили:
- Спойте еще, девочки.

Ну мы и рады стараться. Часа через полтора пришел начальник поезда и увел нас от наших слушателей, разместив всех по разным вагонам.

Снова едем в Житковичи

1978 год. Мы опять едем в Белоруссию. В этом году у нас машина ГАЗ-51 с прицепом. Едем с приключениями. Все время ломаемся, стоим, чинимся. На третий день пути шесть часов стояли и чинились на автобазе "Сельхозтехника", где с нас содрали, по тем временам, большие деньги - целых десять рублей. Только отъехали, как через двадцать минут снова сломались и снова стояли час. Потом на полном ходу у нашего прицепа баллон полетел, прицеп завалился на бок и чуть не потянул за собой машину. Общими силами подняли прицеп, сменили баллон. Эта процедура заняла четыре часа. Наступила ночь. Ехали и спали, сидя в кузове. На следующий день, в субботу, полетел двигатель и мы окончательно остановились на обочине шоссе Москва - Одесса. Наш молоденький симпатичный шофер Андрей целый день лежал под машиной, пытаясь починить ее. Стал черный, как негр, но наше транспортное средство не хотело ему подчиниться.

Мы в это время, расположившись на обочине дороги, сварили обед на газовой плитке и расставили раскладушки, так как похоже было на то, что прийдется нам здесь заночевать. Так оно и случилось. Выяснилось, что своим ходом наша калека-машина двигаться не в состоянии и прийдется тянуть ее на буксире. Но в этот день почта, с которой можно было послать телеграмму в Житковичи с просьбой о помощи, была закрыта и на следующий день тоже будет закрыта, так как по субботам и воскресеньям она не работает. До места оставалось 300 километров. Утром нас поднял дождь, но вскоре разъяснилось. На следующий день, в понедельник начальник отряда едет на попутных машинах в Житковичи. Мы идем в поселок, где есть почта. Хорошо, что все это случилось у деревни, в которой можно было купить молоко, хлеб и набрать воду в колодце. В ожидании "спасателей" мы обосновались на обочине дороги и зажили под грохот, проносящихся на большой скорости, огромных рефрижераторов и прочего транспорта. Особенно тяжко было по ночам. Казалось, что под раскладушками трясется земля. От клубившейся дорожной пыли и выхлопных газов мы быстро превратились в замарашек. Хозяйка ближайшей избы пожалела нас и истопила баню. Мы по очереди ходили в нее мыться. Дверь было низкая, потолки тоже. Пока баня топилась весь дым выходил через дверь и внутри все было черно от сажи. С непривычки очень трудно ориентироваться в полутьме в тесном закопченном помещении. Так что хоть дорожную грязь мы смыли, но зато перемазались сажей.

Через неделю приехал Розанов. Привез мотор, который собирались ставить в мастерской Житковичей. А пока прицепили тросом нашу машину со злополучным прицепом к вновь прибывшей, и медленно двинулись к пункту назначения.

Это лето оказалось на редкость дождливым. Палатки наши совсем отсырели. Проработав месяц в кернохранилище, мы вернулись в Москву.