Экспедиция в Закарпатье

У нас почти целиком женский отряд - пять женщин и только два мужчины. Одного из них можно и не считать за мужчину: это старый пропойца-шофер. Даже не могу вспомнить его имени (кажется дядя Леша). Мы его звали просто Хмырь. Зато второй оказался очаровательным молодым человеком небольшого роста с вьющимися светлыми волосами и необыкновенно лучистыми голубыми глазами. Звали его Володя.

Женщины ехали в Тулу поездом. Приехали вечером. На вокзале нас встретил с машиной Володя. Первую ночь провели на территории Тульской автобазы. Прямо во дворе расставили раскладушки и улеглись спать. А утром проснулись от гула моторов и удушливого запаха выхлопных газов. Поднявшись и наспех перекусив, отправились в Тульскую геологическую партию знакомиться с материалами фондов. Вторую ночь мы ночевали на территории сумасшедшего дома, случайно заехав в первый встреченный по дороге лес на ночевку. Было темно, и мы не заметили там никаких строений. И только утром увидели людей в полосатых пижамах с какими то странными выражениями на лицах. Заговорив с ними, мы сразу же поняли куда попали. Менять место стоянки было некогда, так как мы спешили на работу. Оставив повариху, уехали. Вернулись поздно. Искать новое место для лагеря, глядя на ночь, не имело смысла. И мы, не спеша пообедав, и выпив бутылку портвейна, включили радиоприемник и стали под его музыку танцевать на поляне. Постепенно все угомонились и разошлись по своим палаткам. Только нам троим (Тане, Володе и мне) не спится. Хотелось громко разговаривать, петь, и, чтоб не мешать остальным, мы ушли в поле и залезли на высокий стог сена. Только началась интересная беседа, как со стороны наших палаток донесся шум и какие-то тревожные крики. Мы кубарем скатились со стога и припустились в лагерь.

Там целая орава хулиганствующих подростков с палками и фонарями наступала на наших перепуганных женщин и пьяного Хмыря, который изрыгал из себя страшные непристойные ругательства.

Володя сразу же расставил все по своим местам - прогнал мальчишек, успокоил женщин, водворил в палатку Хмыря, и мы, немного подождав и убедившись по храпу Марии Федоровны, что воцарился покой, снова ушли на стог. Володя совершенно неожиданно для нас с Таней достал из под полы бутылку шампанского и кулек с трюфелями, и мы устроили пир. А потом запели мелодичные геологические песни; пели, пока Татьяну не заклонило в сон. Она уснула, а мы с Володей решаем дождаться рассвета. Луна уже бледнеет, звезды меркнут, небо на востоке светлеет. Постепенно оно окрашивается в бледно-розовые тона, которые с каждой минутой становятся все ярче. Мы как зачарованные смотрим на это чудо. Упала роса, стало прохладно. Кутаясь в ватники, молчим, не отрывая наших взоров от горизонта. И вот показывается горбушка ярко-малинового солнца; оно быстро выползает и большим шаром катится по небу, забираясь все выше и выше. Пора спать.

На берегу речки под Тулой я читаю Тане свои стихи. 1975 г.	Таня Ершова на берегу Черного моря. Октябрь 1988 г.

После окончания дневной работы в фондах, сняли палатки, покидали в машину свои пожитки и поехали искать другое место для лагеря (не жить же нам в сумасшедшем доме). Кругом степь - ни деревца. За обочинами дороги - рожь и пшеница. Деться некуда. Наконец остановились на Куликовом поле за церковью. Среди кустов и деревьев поставили палатки. Но что-то очень много кругом нахального воронья, которое не давало даже спокойно поесть. Так и норовило украсть что-нибудь со стола. Ну, час от часу не легче - оказывается (как потом выяснилось) нас угораздило поставить палатки на старом кладбище.

Через две недели работа в Туле окончена и мы едем дальше на юго-запад, к Карпатам. Всю дорогу поем песни, играем в разные игры придуманные Володей. Было весело.

Наступает вечер, а ни леса, ни рощи нет. Пришлось остановиться на обочине дороги за лесопосадочной полосой. Решили устроить себе праздник и испечь блинов. Поужинали, пошумели, не обошлось, конечно, и без песен. Потом все улеглись спать, а мы опять втроем (Таня, Володя и я) отправились к видневшемуся вдали длинному стогу прошлогодней соломы с тем, чтоб продолжить там празднование. Сначала пели песни, а потом резвились как дети: забирались на стог, прыгали с него - кто дальше. Солома насыпалась за шиворот и кололась.

Глубокой ночью Володя и Таня ушли к машине, а я осталась ночевать на стогу, где был меньше слышен гул машин, всю ночь кативших на полной скорости по шоссе.

Снизу было очень тепло, даже жарко от прелой соломы. Я лежала и смотрела на звезды. Это общение с космосом чудесно и таинственно и немножко страшно. Что там в этих далях? Есть ли где-нибудь там жизнь? Что случается с человеком после того, как оканчивается его земной путь? Эти вопросы, наверное, мучают каждого мыслящего человека, когда он остается один в ночи наедине с этим огромным куполом звездного неба.

Под утро заснула. Но только успела увидеть первый сон, как пришел Володя.
- Вставай скорей. Чай готов. Надо завтракать и ехать дальше.

Старинная церковь на Куликовом поле	Остановкав в Киеве по дороге в Закарпатье. Вера Петровна, Мария Федоровна Куликова, Рая Соколова, Таня Ершова и я.

Мы с Инной Куренкиной в доме отдыха в Абрамцево. 1967 г.	В Киеве около Владимирской горки. Рая Соколова, Таня Ершова, М. Ф. Куликова, Володя Силаев, я, повар Вера Петровна.

Таня Ершова и я по дороге из Тулы в Закарпатье. 1975 г.	Таня Ершова, Рая Соколова и я. Остановка не доезжая Берегово.

Наш лагерь в акациевой роще. Закарпатье. 1975 г.

Днем приехали в Киев. Был чудесный солнечный день. Мы осматривали город, посетили Владимирскую Горку, гуляли в парке по высокому берегу Днепра. Ближе к вечеру отправились дальше в путь. Теперь уже стали появляться леса. Ехали до темноты. Ночевали в березовой роще все в одной большой палатке. Утром проснулись - кругом густой туман. Сыро и холодно. Пока разводили паяльник и кипятили чай, туман стал рассеиваться. Позавтракали вареными яйцами и бутербродами и, выпив чая, отправились дальше.

День прошел весело. Опять в машине играли в разные занимательные игры, пели во все горло, стараясь перекричать свистящий встречный ветер. Пообедали в какой-то придорожной столовой и опять в путь. Во второй половине дня перевалили Карпаты. Поздним вечером в кромешной тьме свернули на проселочную дорогу и остановились на опушке леса. Погода была ясная, небо звездное. Решили не расставлять палаток, кроме одной большой, в которой должны были спать женщины. Я и Володя расставили раскладушки по обе стороны палатки.

Только приготовились отходить ко сну, как раздались где-то наверху среди ветвей деревьев какие-то тарзаньи нечленораздельные звуки и свист. Мария Федоровна перепугалась насмерть. Она вообще боялась темноты, а уж если еще и звуки среди кромешной тьмы, да еще непонятные, то....

Мы с Татьяной пошли на разведку и дипломатические переговоры. Оказалось, что это местные деревенские мальчишки решили попугать приезжих незнакомцев. Мы разговорились и даже подружились. Они принесли нам из деревни молоко, яйца, огурцы и ни за что не хотели брать денег. Пришлось с благодарностью принять этот подарок.

Перед сном я и Таня решили прогуляться в лесок; шли, а где-то рядом в кустах слышались шорохи и чье-то дыхание. Нам стало неприятно, и мы повернули обратно. Утром явились пограничники проверять документы.

Оказывается, мы ночевали в нескольких стах метрах от границы и стало ясно, что за нами ночью следил пограничный дозор.
Наконец приехали в закарпатский город Берегово. Зашли в контору геологоразведочной партии, где нам посоветовали поставить лагерь в 30 километрах от города, около деревни Квасово.

Мы растянули палатки в акациевой роще, рядом с которой протекала речка Боржава, и началась наша полевая жизнь. Все женщины, кроме начальницы Марии Федоровны, по очереди оставались помогать поварихе Вере Петровне. Остальные работали в фондах ГРП или в кернохранилище, куда ежедневно, кроме воскресенья, ездили на машине. Отбивали керн и брали на анализы пробы. В обеденный перерыв паслись под большими деревьями слив, росшими на территории ГРП. Они были усыпаны вкусными, сладкими плодами. К вечеру приезжали в лагерь, обедали, а потом играли в волейбол или бадминтон.

Каждый вечер мы с Таней ходили за молоком в деревню Квасово к очень милой женщине по имени Рита. Ее семья состояла из четырех человек: муж (по местному диалекту - человик), она и двое детей - мальчик и девочка. Как-то попросили попить, но нам вместо воды налили по полному стакану вина. На наше возражение, что мы хотим воды, Рита сказала:
- Пейте, не бойтесь. Вино молодое, не крепкое, делаем для себя без табака. Это только на продажу мы для крепости добавляем табак.
Так что, если вы покупали вино на рынке, да и в магазине, где принимали его от граждан, то оно почти всегда было начинено табаком, от которого потом болела голова.

У наших хозяев два дома. Сначала построили целиком один, но забыли вырыть подпол. Не долго думая, они поставили рядом второй дом с глубоким подполом, где хранились две огромные бочки для вина емкостью в несколько тысяч литров каждая. В этом доме была кухня и столовая.

Благодаря виноградникам и своему упорному труду, люди в Закарпатье жили богато. Они продавали вино, возделывали сады и огороды и были обеспечены гораздо лучше, чем мы - жители центральной России. Несмотря на то, что они жили в деревне, у них в доме была городская дорогая обстановка, полированные шкафы заполнены мехами и красивой одеждой, в доме был водопровод и ванна. Двор асфальтирован и между двумя домами навес из виноградника такой густой, что туда не проникал ни один солнечный луч, а кисти сочного крупного винограда свисали во двор. Дети в закарпатских деревнях одеты с иголочки. На ритиной дочке была плиссированная юбочка, светлая подкрахмаленная блузка и обязательно белые гольфы. На мальчике - отглаженный костюмчик. Рита в огороде работала в красивом капроновом халатике. Каждое воскресенье вся семья ходила в церковь. "Человик" говорил нам: "Я и вас всех приучу верить в бога. Как это жить не верующими!"

В одно из воскресений мы пошли с ними в греко-украинскую католическую церковь, находящуюся в самом центре села Квасово, вытянувшегося вдоль подножия невысоких залесенных гор. Вокруг церкви было много народу. Молодые ребята приходили вместе со своими отцами нарядные, в белых рубашках и, если не входили в церковь, то чинно сидели на лавочках в церковном дворе. Не пойти в церковь в воскресенье они не могли - отцы не допускали этого. В Закарпатье дети, даже когда они становились взрослыми, почитали своих родителей.

Мы вошли в собор. Пожилой пастор в голубой парчовой ризе с вытканным на ней большим золотым крестом читал проповедь. Эта проповедь звучала, как простой задушевный разговор с прихожанами. Он говорил о том, как надо жить, призывал к трезвости, к добру, к вниманию друг к другу не заученными словами заранее подготовленной речи, а фразами непринужденной беседы. И хотя речь его лилась на мало понятном диалекте Закарпатской Украины, но она сопровождалась столь красноречивыми жестами, что нам все было понятно.
Однажды, когда мы пришли к Рите за молоком, застали там гостей. Это были родственники из Чехословакии и Венгрии. Несмотря на наше сопротивление, нас немедленно усадили за стол и стали угощать своим и заграничным вином, салом, колбасой, фруктами и другими яствами, расспрашивая о нашей жизни и рассказывая нам о своей. Мы так долго задержались, что Мария Федоровна забеспокоилась и послала за нами Володю. Его тоже тут же усадили за стол, но он выпил для приличия только одну рюмку, и мы заспешили в наш лагерь.
Через несколько дней Рита с детьми уехала в Чехословакию к родственникам, накупив в Берегово электробытовую технику для продажи за границей, где она очень ценилась, с тем, чтобы на вырученные деньги закупить там одежду. В доме остался "человик", который днем работал экскаваторщиком в колхозе, а по вечерам был дома. Мы отправились, к нему за молоком втроем - Таня, Володя и я. Как только мы вошли во двор, хозяин, который был сильно навеселе, предложил нам вина. Мы отказывались. Он схватил меня за руку со словами: "Пойдем в подвал, я покажу какие у меня большие бочки с вином". "Никуда я не пойду,- ответила я, вырывая руку,- налейте нам молока, мы торопимся." Тогда он схватил меня на руки и потащил к дому.
- Куда? - сказал Володя и выхватил меня из его рук.
- Да брось ты. Тут две бабы и мы с тобой. Ты бери помоложе, а я постарше, и пойдем в дом. - Как само собой разумеющееся, убеждал "человик" нашего Володю. Но Володя быстро образумил его, и мы, забрав молоко, благополучно вернулись в лагерь.

Но самая интересная жизнь начиналась ночью, когда через кружево акациевой листвы проглядывали и сверкали бриллиантами звезды. Как только лагерь затихал, мы втроем отправлялись бродить вдоль берегов реки Боржавы. Тихо плескались о берег волны. Звезды и луна плыли по небу. Мы разговаривали или пели песни. Иногда Володя учил нас приемам самбо. Когда луна начинала бледнеть, возвращались в свои палатки. Изредка, решив остаться в лагере, чтобы пораньше лечь спать, совершая последний моцион перед сном, мы с Таней замечали огонек сигареты под володиным пологом и понимая, что он не спит, шли к нему в гости:
- Ты не спишь?
- Конечно, нет. Я ждал вас.

Сон моментально отлетал, и начиналось чтение стихов. Володя читал нам наизусть Есенина и Блока, а я свои стихи, которые каждый день пела моя душа, и я вынуждена была записывать их, так как иначе не могла заснуть. Рука не поспевала за слагающимися рифмами. Когда я пишу стихи, то мне кажется, что я здесь не причем, а что кто-то свыше диктует, и руке остается только успеть их записать.

Как-то в воскресенье всем отрядом поехали в Берегово. Осматривали город, ходили по магазинам. Мы с Таней накупили красивых стаканов и фужеров из цветного стекла, хотели купить бутылку хорошего венгерского вина, но у нас не хватило денег. Пришлось просить у Марии Федоровны.
- Зачем вам деньги? - спросила она.
- Я хочу купить вина, - ответила я.

А надо сказать, что Мария Федоровна была абсолютной трезвенницей и сказала:
- Я против того, чтоб вы пили вино в лагере.
- Но, Мария Федоровна, я хочу в Москву привезти бутылку хорошего вина.
- Ну смотрите. Если в Москву, то я дам вам деньги. - И с этими словами она дала мне три рубля.

Этим же вечером после ужина мы втроем собрались в нашей палатке, и Володя сказал: - "Ну, доставай свою бутылку".
- Да я же, правда, ее в Москву купила.
- Да брось ты. Что ты ее в Москву отсюда потащишь?
И мы тут же дружно и весело распили эту изящную удлиненную бутылочку. Вино было легкое и вкусное. А в пустую бутылку налили чай.

Через несколько дней к нам пожаловали гости - геологи из Береговской геологической партии. Угостить их было нечем, и Мария Федоровна послала Раю к нам в палатку.
- "Женя, дай бутылку вина, которую вы купили в Берегово".
И тут я в глазах Раечки предстала, как завзятая скряга, сказав:
- Нет, не могу. Я должна. привезти эту бутылку в Москву.

Чувствовала я себя при этом вранье ужасно. Но что было делать? Сказать, что я не выполнила обещание, данное Марии Федоровне, не пить в лагере, значило навсегда потерять ее доверие. Это была ложь во спасение.

В другой раз гости были "посерьезнее". Это были москвичи-геологи, стоявшие в двадцати километрах от нашего лагеря. Прослышав о нас, они сочли своим долгом нанести нам визит. Эти "крутые" ребята приехали не с пустыми руками. Они привезли бутыль спирта и кое-какую закуску. Уже темнело. Мы развели костер и начался пир с песнями, рассказами разных историй, анекдотов и с обильными возлияниями. Мария Федоровна, Раечка и Вера Петровна в этом празднике не участвовали. Все курили, и мы с Таней тоже закурили. Володя через некоторое время куда-то исчез. Остались гости, которые интересовались только самими собой, и нам с Таней стало скучно. Мы пошли прогуляться. Ночь была темная-претемная - хоть глаз выколи. Мы шли, спотыкаясь о корни и кочки. И вдруг с земли прямо у наших ног голос: "Только не наступите". Это Володя, отошедший от костра, разлегся на земле и то ли любовался звездами, то ли спал и был разбужен нашими шагами. Мы обрадовались, что он нашелся и ушли втроем в темноту акациевой рощи любоваться яркими звездами, смотрящими на нас сквозь кружево листвы, и дальними отсветами костра, слушать пение цикад, крики каких-то ночных птиц, наблюдать яркие зеленые огоньки светлячков на кустах.

Наконец костер стал затухать, гостей сморил сон. Скоро они уехали. Мы залили костер и отправились по палаткам. Утром встали с головной болью от выкуренного и выпитого. На меня особенно плохо подействовало курево. Было так отвратительно, что я после этого никогда даже и не пробовала курить.

В середине лета к нам в отряд приехал новый сотрудник института со своей женой. Это были Сергей и Таня. Обоим было по двадцать семь лет. Оба веселые - подстать нам.

Однажды ночью мы впятером отправились на вершину горы, прихватив с собой спальные мешки, дрова, сырой шашлык (купленный днем в Берегово), огурцы, помидоры, зеленый перец, хлеб и трехлитровую банку виноградного вина, раздобытого в Квасово у "человика". Взяли с собой даже фужеры, купленные мной и Таней для дома, так как наш Володечка не любил пить из жестяных кружек. И вот со всем этим грузом мы в течение часа в полной темноте почти наощупь поднимались по крутой извилистой тропинке. Обе Тани ворчали:
- Женя, это все ты. Мы бы уж давно спали в палатках и видели десятые сны, а вместо этого тащимся куда-то в гору. Глаза слипаются и дороги не видно.

Инициатором этого мероприятия была я. На меня и валились все шишки.
- Ничего, девочки, потерпите немного. Скоро дойдем,- утешала их я. Наконец вылезли на вершину горы, которая представляла собой поляну, окруженную деревьями. Никто уже не жалел о покинутых раскладушках. Сон прошел, и все деятельно принялись за работу. Ребята разводили костер. Мы доставали принесенную еду. Поджарили шашлыки и, как древние римляне возлежали на спальниках и вкушали нашу трапезу. После этого начались песни, а вместе с ними и дикие пляски вокруг костра. Даже прыгали через огонь. Вдруг послышался гул. Прямо над нами совсем низко пролетел красный пограничный вертолет, но мы не придали этому значения.

Костер разгорелся так сильно, что искры от него долетали до ветвей деревьев. Я, помня лесной пожар в Хибинах, панически боялась больших костров, да еще тут на вершине, где нет никакой воды.
- Ребята, не подкидывайте больше дров, - взмолилась я.

Наконец огонь погас. Мы раскидали и затоптали тлевшие головешки и, собрав все свое имущество, двинулись восвояси. В лагерь пришли на рассвете . Старались идти по-кошачьи тихо, не наступая на многочисленные хрупкие акациевые ветки, валявшиеся под ногами, треск которых мог разбудить наших спящих коллег.

На другое утро, не успели позавтракать, как пришли пограничники проверять документы. Про костер они ничего не спросили, но мы поняли что огромный полыхающий костер в приграничном районе вызвал у них беспокойство.

Таня очень боялась лягушек. Когда мы с ней собирались ложиться спать вдруг раздалось лягушачье кваканье где-то рядом , совсем близко. Таня встревожилась. Я осмотрела всю палатку: светила фонариком и по углам, и под раскладушками, и за вьючником, который служил тумбочкой между нашими кроватями. Лягушки нигде не было видно, а кваканье продолжалось и казалось, что где-то сверху. Наконец луч фонарика осветил большой кол у входа. Там под самой крышей сидела маленькая симпатичная ярко-зеленая лягушка.
- Таня! Вот лягушка. Смотри, сидит на колу и квакает, - воскликнула я. Что тут произошло! Таня пронзительно завизжала и прыгнула, сжавшись в комочек, в изголовье раскладушки, буквально вдавливаясь в торцовую стенку палатки так, что колья затрещали. Глаза выражали ужас.
Я взяла лягушку в руки и выбросила ее из палатки. Но Таня еще долго не могла прийти в себя - ее била мелкая дрожь.

По вечерам после работы мы часто устраивали веселые игры, где проигравший должен был выполнять довольно трудные задания. Например, ходить по лагерю с наполненной водой миской на голове, подходить к каждой палатке , останавливаться около нее и здороваться с обитателями. Ни одной капли из миски не должно было пролиться. Иногда играли и в вовсе уж дурацкие игры: нацепляли на подбородок мох, свисающий с акаций и изображали из себя людей каменного века. Нам было весело. Даже вторая, более серьезная половина нашего отряда - Мария Федоровна, Вера Петровна и Раечка держались за животы от смеха.

У Володи и Сережи было много фантазии и выдумки на различные игры. У Володи на интеллектуальные, у Сережи на детские. Особенно он любил игру в пятачок и играл в нее так азартно и шумно, что каждый раз было опасение за целостность нашего стола. Часто мы играли в рифму или в прилагательные, а потом, читая всю эту чепуху, очень веселились. Сергей совсем не умел рифмовать, сколько мы его ни учили, и это тоже было смешно.

О событиях в Москве в это лето я узнавала из писем мамы.

----------

В середине сентября в ГРП в Берегово пришла телеграмма, в которой сообщалось, что приезжает член дирекции Морозов с ревизией. Приехал. Поговорили о том, о сем. Вечером застолье. Утром поехали в ГРП, сидели там над картами и полевыми журналами. Работой нашей Морозов остался доволен. Кроме того, он привез нам дополнительное задание, для выполнения которого мы должны были по распоряжению директора задержаться в поле на две недели. Все обрадовались, так как в Москву возвращаться никому не хотелось.

Но Мария Федоровна с Раей и Верой Петровной через неделю все-таки уехали, а вместе с ними и Таня Ершова, которая должна была с мужем отправиться в отпуск на Черное море. С Таней расставаться было жаль.

Нас четверых (супругов Сережу и Таню, Володю и меня) с шофером оставили на неделю заканчивать работу.

На другой день после того, как уехали наши, в эти места приехал другой отряд нашего института. Они поставили лагерь в ста метрах от нас. Поскольку народ их ложился спать рано, а нам, как всегда по ночам хотелось пошуметь и повеселиться, то снова, как и при Марии Федоровне, приходилось уходить подальше от лагеря. Однажды возвращаясь после ночной прогулки, при приближении к палаткам мы почувствовали запах дыма. Забеспокоились и ускорили шаги. На земле тлел спальник и по его форме можно было подумать , что в нем лежит человек. Мы перепугались - Хмырь горит! Потрогали. Нет, спальник пустой. Из кузова машины доносился громкий храп и тогда стало понятно, что пьяный Хмырь курил в спальном мешке, заснул, спальник загорелся, он спросонок выскочил из него и перебрался в машину, где тут же захрапел на голом полу кузова.

Мы вылили на мешок ведро воды и разошлись по палаткам. Спать оставалось только два часа. К утру спальник истлел дотла. Видно мало было одного ведра, которое мы на него вылили.

Все оставшиеся дни работали дотемна. После возвращения из ГРП копировали карты на нашем обеденном столе до тех пор, пока не наступали сумерки. Днем мы с Таней по очереди оставались дежурить в лагере и готовили обед.

Наконец вся работа сделана. Пора уезжать. С вечера сняли палатки, упаковали снаряжение, загрузили все в машину, с тем чтоб утром не мешкая двинуться в путь. Оставили только спальные мешки и раскладушки, которые расставили около костра. Попили чайку с дымком и легли спать.

Когда Таня и Сережа уснули, Володя встал, подошел ко мне, молча тронул меня за руку. Я поднялась, и мы неслышными шагами тронулись к реке. Шли по траве покрытой росой. В темной зелени кустов то тут, то там вспыхивали ярко зеленые огоньки светлячков, громко стрекотали цикады, и, изредка, кричала какая-то ночная птица. По лугу вдоль реки стелился туман. В водной глади отражались луна и звезды. Было тихо, тихо и лишь иногда в этой тишине раздавался легкий всплеск какой-нибудь рыбки, и тогда спокойные отражения луны и звезд приходили в движение и будто подмигивали нам из глубины реки и звали к себе.
- Давай искупаемся, - сказал Володя.

Вода была теплая, как парное молоко. Поплавали, а потом натянули на мокрые тела одежду. На воздухе было холоднее, чем в воде и, чтоб согреться, мы сели и прижались спинами друг к другу. Так было теплее. Володя читал стихи. Я слушала, затаив дыхание. Перед рассветом стало совсем холодно и пришлось идти к потухшему костру, к нашим раскладушкам, залезать в свои покрытые росой спальные мешки и попытаться согреться и уснуть хотя бы на пару часов.

Утром проснулись и обнаружили, что спальник Хмыря пуст. "Наверное, пошел к реке умываться", подумали мы. Но на реке его не было - уж не утонул ли.
- Володя, пойдем в поселок искать Хмыря, - сказал Сергей.

Они нашли его под чьим-то забором совершенно пьяным, приволокли и попытались привести в чувство. Но из этого ничего не получилось, и в этот день мы не уехали. Хмырь спал беспробудным сном и его громкий храп оглашал окрестности.
- Ну ладно к утру проспится. Поедем завтра, - сказал Володя.

У нас в распоряжении был целый свободный день. Достали из загруженной машины одну кастрюлю, кое-какие продукты и сварили густые щи, так много, чтоб хватило на целый день. Все остальное время отдыхали: купались, играли в бадминтон и в разные интеллектуальные игры.

Вечером посидели у костра, попили чайку, а когда наступила ночь мы с Володей опять ушли на реку. Так же, как вчера светила и отражалась в воде луна, сквозь дрожащий воздух мерцали звезды. Где-то вдалеке вспыхивали зарницы и слышались далекие раскаты грома. Мы читали стихи.

Мы опять просидели до рассвета. Но за то время пока супруги спали, а мы наслаждались природой, Хмырь проспался и опять улизнул в поселок. Наутро его снова нашли мертвецки пьяным и водворили на место. В этот раз решили не спускать с него глаз ни днем, ни ночью. Следили зорко. Спать положили рядом с собой, из лагеря не отлучались и все время чутко прислушивались - на месте ли наш пьяница. Утром встали - он на месте, но опять пьян. Видимо уловил момент, когда мы задремали и не уходя из лагеря, выпил припасенную заранее бутылку. Наши ребята разозлились не на шутку, потащили его бесчувственного к реке и макали головой в Боржаву, пока он хоть чуть-чуть не пришел в себя, а потом уложили спать до вечера. В шесть часов разбудили, заставили сесть за руль и окольными путями, проселочными дорогами поехали к Карпатам так, чтоб не дай Бог не нарваться на ГАИ. Засветло подъехали к подножию гор. Там на территории турбазы расставили раскладушки под открытым небом и, сколько Хмырь не сопротивлялся, уложили его между Володей и Сережей.

Володя сидит у нашей машины и задумался "...Что же нам делать с Хмырем?"

Утром проснулись, быстро позавтракали в турбазовском буфете и стали по серпантину взбираться на Карпаты. Мотор надрывно хрипел под тяжестью нашего груза. Наконец достигли вершины. Бросив последний взгляд в сторону Закарпатья, начали спускаться. В первом же селе, через которое мы теперь проезжали, бросилась в глаза огромная разница в образе жизни закарпатских крестьян и советских. Если там каменные дома с железными крышами, ухоженные виноградники, тщательно возделанные огороды, асфальтированные улицы и тротуары /это в деревне!/, хорошо по-городскому одетые люди и чистые нарядные дети, то здесь босые и грязные измученные женщины и дети, полуразвалившиеся хаты крытые соломой, пьяные мужики, тощий скот. Остановившись на очередную ночевку неподалеку от птицефермы, мы хотели купить цыпленка и молока, но цыпленка нам не продали, а за молоком пришлось в сумерках идти в ближайшую деревню.

На протяжении всего пути нас останавливали у всех постов ГАИ, так как вид нашего спившегося Хмыря не внушал доверия ни одному милиционеру.

Погода при приближении к Москве испортилась. Было прохладно, и моросил мелкими дождик. До финиша оставалось триста километров, когда мы остановились на последнюю ночевку. Съехали с шоссе на проселочную дорогу и свернули в небольшой лесок. Из-за дождя пришлось и ужинать и спать в машине. Уже стемнело. Зажгли в кузове свечку, открыли консервы, нарезали хлеб.
- А как же без чая? Так очень сухо, - заныли мы с Таней Володько.
- Будет вам чай. Сейчас достанем паяльную лампу и все дела, - успокоил нас Володя. Чай на паялке вскипел быстро. Уже хотели разлить его по кружкам, но Сережа сказал:
- Стоп. Подождите. У меня еще кое-что есть, для того, чтоб отметить последний день нашего полевого сезона, - и он достал бутылку вина.

После ужина мы попытались улечься спать, но поскольку спальных мест в машине предусмотрено не было, нам пришлось кое-как скрючившись моститься среди баулов и ящиков со снаряжением. Мне досталось самое неудобное место. Заснуть было совершенно невозможно, руки и ноги затекли, спина болела.

Я выбралась из машины, накинула на голову капюшон и стояла под мелким противно моросящим дождем, прислонившись к кузову. Следом за мной вылез из машины и Володя и молча взяв меня за руку повел по тропинке , вьющейся среди мокрых кустов, с которых по мере того, как мы их задевали на нас выливались целые потоки воды. Дошли до одинокой развесистой березы и остановились. Дул порывистый ветер. Я дрожала от холода.
- Володя, мы тут окоченеем.
- Не бойся. Я сейчас разведу костер.

Володя мастер разводить костры даже среди сырости и дождя. В запасе у него в кармане всегда была бумага и спички. Не прошло и пяти минут, как костер разгорелся.

Под треск горящих сучьев и под шелест дождя и падающих с березы и кустов капель Володя читал Есенина. Я слушала и думала: это последняя ночь, когда мы среди природы. Мне было очень грустно от этих мыслей и хотелось плакать.

А впереди была Москва. А в Москве суета и надвигающаяся осень, и предстоящий отпуск.

На две недели я уехала в Гагры, где отдыхала сестра Леля со своей подругой. Они почти все время проводили на пляже, а я часто одна уходила в горы, наслаждаясь пением птиц, созерцанием красоты гор, широколистных высоких деревьев, росших на их склонах, и душа моя как птица улетала ввысь. Быстро пролетело время и настал день отъезда. Уезжали втроем - сестра со своей подругой и я. Я сошла с поезда в Белгороде, с тем чтоб заехать к Инне. От Белгорода до Губкина три с половиной часа езды на автобусе.

В Губкине

Вот я и снова в квартире друзей. Но, к сожалению, дома оказалась только дочь Инны Таня. Инна в больнице. Два раза в день я навещала ее, а по вечерам встречалась с Леней, и мы бродили по улицам города и разговаривали, разговаривали бесконечно. Заходили в книжные магазины, проводили там много времени и если повезет, что-нибудь покупали. С книгами в то время было плохо - все полки были завалены политической литературой. Иногда мы ходили в небольшой городской парк, сидели там на скамеечке около пруда, и, глядя на воду, вспоминали Уральские озера и то счастливое время. Накануне дня моего отъезда вечером, сидя у пруда Леня сказал:

Что-то я очень плохо себя чувствую. Наверное, опять поднялось давление. Как бы мне не свалиться. Пойду, лягу.

На другой день он не смог подняться с постели и я пришла на пруд одна.

Вечером мне уезжать. А сейчас в парке солнышко, ветер шуршит листьями осины, и под их шепот вспоминается вчерашний вечер, темный пруд с отражением огоньков от едущих по дороге вдоль противоположного берега машин, и я сравниваю его с далеким уральским озером Булдым, в котором при лунном свете отражались горы, луна и звезды, и, невольно, наше настоящее сравнивается с тем далеким прошедшим временем. Только тогда у нас впереди было много времени - целое лето, целая жизнь...

Но уже пора идти собирать вещи и уезжать из этого гостеприимного городка. Мы больше не увидимся до моего отъезда.

Вечер. Вокзал. Меня никто не провожает. Грустно. Я знаю, что когда очень плохо на душе, надо писать. Иначе не выбраться из этого отчаяния. Поезд трогается. Сердце само в такт колесам отстукивает стихи и мне остается только записать их.

Ночью под стук колес я вспоминала прошедшее лето: цветущий май в Переделкино, сказочное время в Закарпатье, проведенные с Леней дни в Губкине.

Жизнь в Москве

Наступила осенняя пора. Я очень не люблю осень с ее дождями, промозглой сыростью, которая проникает не только под лопатки но и в самую душу.

Каждую осень 29 сентября мы - сотрудники, ученики и друзья Кузьмы Алексеевича Власова приходим к нему на могилу на Новодевичье кладбище. Это грустная дата. Глядя на гранитный памятник с барельефом его профиля, вспоминаются прекрасные годы экспедиций под его руководством. Уже одиннадцать лет, как нет с нами нашего Кузьмы.

Прошли грустные и веселые даты и случилось так, что мы с Таней встретились в институтском коридоре с Володей и он пригласил нас на прогулку в Парк культуры. Мы с радостью согласились. Но только вошли в парк, как неожиданно налетел ветер и начался страшный ливень. Укрыться было негде. Мы бежали бегом до павильона "Мороженое" и успели промокнуть до нитки. Несмотря на это все-таки съели по порции мороженого, а потом пришлось отправиться по домам и сушить свои перышки.

- Следующий раз встретимся у меня, - сказала я при расставании. И мы стали встречаться втроем, а иногда и впятером, когда к нам присоединялись супруги - Таня и Сергей. После этих встреч воспоминания о Закарпатьи рождали стихи:

А потом настали черные дни. В феврале семьдесят шестого года меня направили на консультацию в онкологический институт. Утром надо идти туда для того, чтобы выслушать приговор врачей. Настроение ужасное. И вдруг раздается звонок в дверь и на пороге появляется Володя. Мир преобразился. Я, конечно, ни слова не сказала о своих тревогах, а приняла гостя как положено.

Наутро, сидя в очереди на прием к врачу я, вместо того чтоб волноваться, писала стихи:

Вот такие стихи писала я перед тем, как могла услышать страшный приговор врачей. Но слава Богу все обошлось. Хотя это выяснилось не в этот день, а только через неделю, когда были готовы анализы.

Нам необыкновенно хорошо вдвоем. Мы отрешаемся от всех неприятностей и вообще от внешнего мира и улетаем куда-то далеко-далеко от Земли в сказку, красоту, к звездам. Когда он уходит от меня, никогда не бывает чувства грусти при расставании. Но потом долго еще сохраняется прекрасное настроение от одухотворенного стихами и поэтическим настроем вечера.

У меня много стихов посвящено полю в Закарпатье. Они составляют целую толстую тетрадь. Я люблю их перечитывать и вспоминать это чудесное время, проведенное с моими друзьями - Таней и Володей. Через одиннадцать лет, когда я работала в Средней Азии и по ночам смотрела на звездное небо, опять вспоминалось Закарпатье.

В Бирюлево

Нам было тесновато жить в маленькой двухкомнатной квартире на ул. Вавилова, и зимой 1976 года я переехала в кооперативный дом в Бирюлево, куда на каждые субботу и воскресенье мне привозили Аню. А она каждый раз спрашивала грустным голоском:
- Ну зачем ты от нас уехала? Мне без тебя скучно-о.
- Потому что было тесно, - отвечала я.
- Надо было так поменяться, чтобы жить всем в одной большой- большой квартире: папе, маме, мне, тебе и бабуле с дедулей, - перечисляла Аня всех любимых людей, с которыми ей не хотелось расставаться.

Забегая вперед, хочу рассказать о двух случаях, произошедших во время Аниных приездов в Бирюлево. Она училась в младших классах школы. Каждый год я брала ее к себе на зимние каникулы. Однажды мы отправились в лес на лыжах вместе с Аниной собакой - фоксом по имени Бекки. На пути попался незамерзший ручей, который мы с Аней перешли по дощечке, перекинутой через него, а Бекки вздумалось одолеть его вплавь. Она кинулась в воду, и ее понесло по течению, но вскоре прибило к берегу. Вылезши, она отряхнулась, но вода на шерсти стала быстро превращаться в лед, так как в воздухе было минус 15. Мы повернули лыжи к дому, и пошли на расстоянии друг от друга для того, чтобы Бекки все время бегала между нами и разогревалась. Когда мы подошли к автобусной остановке, собака была покрыта сплошной коркой льда и дрожала мелкой дрожью. К счастью автобуса пришлось ждать недолго. Аня взяла ее на колени, прижала к себе, стараясь согреть. Прейдя домой, мы выкупали Бекки в горячей ванне, растерли полотенцем и завернули в верблюжье одеяло. Но потом, после такого ледяного купанья, она долго кашляла.

Второй запомнившийся случай чуть не окончился трагедией. Опять мы поехали на лыжах. Накатались всласть и уже возвращались домой. Подъехали к окружной автомобильной дороге, которую надо было перейти. Над дорогой высокие сугробы. Лыжи снимать не захотелось. Решили лесенкой спуститься с сугроба. Но в данный момент на шоссе стоял огромный грузовик с длинным, длинным прицепом с тремя парами колес. Надо было переждать, пока он стронется с места и уедет. Стоим на вершине сугроба. Ждем. Аня держит на поводке Бекки. Вдруг лыжи подо мной соскользнули вниз и мои ноги оказались между передними и средними колесами прицепа. Стараюсь подтянуть их обратно, но сзади подпирает сугроб. Я барахтаюсь и не могу сдвинуться с места. Кричу, но крика шофер не слышит - во-первых кабина очень далеко, а во-вторых мотор ревет вовсю. Бекки рвется, того и гляди утянет за собой Аню. Я кричу: "Держи Бекки!", а сама думаю: "Прощайте мои ноженьки". Мотор ревет все натужнее. Сейчас машина стронется с места. Я извиваюсь, не могу освободиться от лыж, и ноги мои продолжают оставаться перед средними колесами прицепа. Я представляю себе, как по моим ногам сначала проедут эти колеса, потом задние... и все. От отчаяния у меня появились какие-то сверхчеловеческие силы... Я рванулась назад, опираясь на палки, одновременно повернулась на бок и подтянула колени к подбородку... И в самый тот момент, когда мои ноги оказались вне опасности, грузовик тронулся. Ух! И натерпелась же я страху.

Но это было потом, а теперь наступала весна 1976 и я опять собиралась в геологическое поле. На этот раз мне предстояло ехать в Заполярье.

___________