|
|
|
|
|
ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ
ОСЕДЛОЙ ЖИЗНИ На Рижском взморье в Вайвари В середине августа кончился мой полевой сезон. Я вернулась
в Москву. В квартире пусто. И вдруг я почувствовала такую острую тоску,
что тут же оформила отпуск, в тот же день купила билет на самолет и, не
успев сообщить маме о своем приезде, полетела в Ригу. Это было мое первое
в жизни путешествие по воздуху. Как же мне было страшно! Самолет был маленький,
проваливался в воздушные ямы, его трясло и качало. Да еще дождь начался,
и где-то вдалеке сверкали молнии. Рядом со мной сидел бывший летчик и
успокаивал меня. Спасибо ему. Через три часа лета мы, слава Богу, благополучно
приземлились. Из аэропорта я отправилась на вокзал, села на электричку
и через сорок минут оказалась в Вайвари. Это была маленькая чистенькая
деревенька с асфальтированными тротуарами, ухоженными палисадниками и
аккуратными домиками. Никаких санаториев и домов отдыха здесь не было.
Когда я приближалась к домику, в котором жили мама с Сашей, сердце мое
учащенно билось от того, что я сейчас увижу своих дорогих и любимых. Вот
и калитка. Тихонько открываю ее, иду по дорожке к крыльцу и стучусь. В этом году Саша должен был идти в первый класс. Опаздывать
в школу нельзя и я на другой день поехала в Ригу за билетами. Приближался день отъезда. Я уговорила маму остаться еще на некоторое время и хорошенько отдохнуть от всяких забот. Мы сдали в кассу один билет и уехали в Москву с Сашей вдвоем, где нас встретил, вернувшийся к этому времени из экспедиции, Лева.
Саша идет в школу Наступило первое сентября. Мы с Левой провожаем Сашу в школу. В руках у него букет цветов, также как и у всех других первоклашек. В школьном дворе оживление - дети, родители. Все волнуются. Наконец раздался первый в Сашиной жизни школьный звонок. По-моему я волнуюсь больше, чем Саша. Вот вышла учительница, построила всех детей парами и повела в школу, а у меня при этом навернулись на глаза слезы - стало жалко, что кончилось у моего маленького сына беззаботное детство. С этих пор я перестала ездить в экспедиции на целых двенадцать лет, так как в пионерский лагерь брали детей только на одну смену, и я не могла уезжать в поле на все лето. Поэтому, мне пришлось перейти на лабораторную работу. Я перевелась в рентгеноструктурную лабораторию, где был заведующим Юрий Андреевич Пятенко, тот самый, который в 1956 году приехал к нам в поле в Вишневые горы. Мне поручили возглавлять производственную группу, которая занималась определительской работой. Я занималась съемкой и расшифровкой дебаеграмм тех образцов, которые приносили минералоги. По вечерам ходила в Университет, где, для повышения своей квалификации, слушала лекции по кристаллографии и кристаллохимии.
В первый год Сашиной учебы продленная группа в школе еще не организовалась, и мне пришлось искать няню. Ею стала молодая семнадцатилетняя девочка Лида. Она была доброй и веселой, но несколько глуповатой. Однажды, когда Саша учился в первом классе, и еще не была организована группа продленного дня, няня опоздала прийти за ним в школу. Он подождал, подождал и отправился домой один. Пришел, а дверь заперта. Он не долго думая отправился к бабушке на улицу Ферсмана, где она только что получила квартиру, и где мы были с ним всего один или два раза. До этой улицы от школы было восемь троллейбусных остановок. А от остановки надо было перейти Ленинский проспект, пройти улицу Ляпунова, перейти улицу Вавилова, где ходят трамваи, пройти еще немного и только тогда оказаться у бабушкиного дома. Пришел туда Саша через час, а там тоже заперто - все на работе. А уже поздно. Давно подошло время обеда и очень хочется есть. Сел он на ступеньки около квартиры и стал ждать. Тут и нашла его перепуганная няня, которая не застав ребенка ни в школе, ни дома опрометью кинулась сюда со слабой надеждой найти его, так как она думала, что с ним что-нибудь случилось. Когда мне все это рассказали, я была поражена тем, как он сумел найти дорогу, не зная адреса, в незнакомом районе и спросила его об этом. На что он мне ответил: "Когда мы с тобой ездили к бабушке, я запомнил, что мы ехали на четвертом троллейбусе. Поэтому я все время шел за троллейбусом номер четыре. Если его долго не было, я поджидал его". Но сесть в троллейбус ему даже в голову не пришло, так как у него не было денег. На зимние каникулы мы отправили Сашу в академический
пионерский лагерь в Верею, где был директором сотрудник ИГЕМа Абрам Давыдович
Быховский. Я радовалась, что мальчик покатается на лыжах, надышится свежим
воздухом, а он взял да и заболел на второй же день: целую ночь кашлял,
поднялась высокая температура. Он был самым маленьким в лагере. Абрам
Давыдович забеспокоился, взял его к себе в комнату и сам заботился о нем.
Я ничего этого не знала. Через десять дней мы с Левой встречали его на
Киевском вокзале и вместо окрепшего и румяного из вагона вышел бледный
и грустный Саша. Я бросилась к нему с объятиями: После окончания первого класса мы сняли дачу по Киевской железной дороге, где дети - Саша и Алеша жили под присмотром Лиды, а мы с Лелей приезжали туда с работы. Однажды, жарким летним днем набегавшийся и запыхавшийся Саша влетел на террасу со словами:" Лида, дай попить скорее". Лида решила подшутить и вместо воды, налив целый стакан подсолнечного масла, протянула ему: " На, пей." Саша залпом опрокинул содержимое стакана в рот. Что после этого было не поддается описанию. После такого "угощения" он много лет не выносил ни вида, ни запаха растительного масла. А заодно разлюбила его и я.
Молдавия. Встреча с Николавной Летом 1960 года мы с Левой отдыхали в Коктебеле. Жили в домике на горе, где в предыдущие годы снимали помещение мама с Анкой и с Сашей, а также Ася и Леля. Было очень жарко. Пока от моря дойдешь до дома, опять изнываешь от жары, и мы, пробыв там две недели, в поисках прохлады решили отправиться в Молдавию. Да, кроме того, мне хотелось повидать Николавну. Добрались до Симферополя. Билетов на самолет нет. Ночевали в сквере около аэропорта. Но и на другой, и на третий день не было никакой надежды на то, что мы улетим в ближайшие дни. Тогда Лева подошел к летчику и договорился, что тот возьмет нас на борт без билетов за определенную мзду, конечно. И мы полетели - Лева в кабине с летчиками, а я в багажном отделении на хвосте, так как женщина в кабине по поверью может принести несчастье. Первую часть пути летели над горами вдоль берега моря. Как же меня там укачало! Так было плохо, что я еле пришла в себя во время посадки в Одессе. После Одессы полетели над морем и качка стала меньше.. К ночи приземлились в Кишеневе. Жара и духота хуже, чем в Крыму. Надо было добираться до Бендер, где жила Николавна. Сели на последнюю электричку. Тут от жары мне стало по настоящему плохо. В Бендеры приехали в два часа ночи. Сели на скамеечку около вокзала дожидаться утра. Тут, несмотря на мое присутствие, к Леве начала приставать проститутка и нам пришлось уйти. Остальную часть ночи мы решили провести на скамейке в сквере в центре города, но оттуда нас согнал милиционер, и пришлось нам бродить по ночным улицам незнакомого городка. Записную книжку я забыла в Москве и надеялась найти
Николавну через адресное справочное бюро, которого здесь, к сожалению,
не оказалось. Тогда мы утром пошли в церковь, решив, что наша набожная
Николавна в воскресенье (а это было именно воскресенье) должна быть обязательно
в церкви. И мы не ошиблись. Подойдя к первой попавшейся прихожанке мы
спросили не знает ли она Анисьи Николаевны Густовой. А потом повела по Бендерским улицам к себе в маленькую
комнатушку, где была только постель, стол, два стула и священные книги.
У Николавны было 12 томов "Жития Святых"; она читала их всю
жизнь. Прочтет все двенадцать и начинает сначала. Еще были молитвенник,
евангелие, библия и старая дореволюционная подписка журнала "Нива",
которую она подарила мне. Потом она рассказала о том, что последние годы посвятила себя церкви: убирала, начищала и заправляла лампадки и делала все другие необходимые там дела. Прихожане ее любили, звали отцом дьяконом и приносили ей, приходя в церковь, всякую еду и лакомства. Пробыв несколько дней с Николавной, мы уехали в Москву.
Человек в Космосе 12 апреля 1961 года из всех громкоговорителей на улицах,
по всем программам радио и телевидения разносится - "Человек в космосе!
Первый полет человека в космос! Его совершил гражданин Советского Союза
Юрий Гагарин!" Заранее о подготовке запуска ни в газетах, ни по радио
не сообщалось. Поэтому для всех людей это стало большой неожиданностью.
И хотя в космосе уже побывали собачки Белка и Стрелка, но до запуска человека
казалось еще далеко. Все горячо обсуждали это событие, это чудо века -
космический корабль с человеком на борту за 108 минут облетел планету
и благополучно вернулся на Землю! Через два дня героя будет встречать
Москва. В 12 часов дня весь народ высыпал на улицы. Гагарин в сопровождении торжественного эскорта проедет из аэропорта Внуково по Ленинскому проспекту, и все стремятся туда, чтобы своими глазами увидеть героя. Мы живем на Ленинском проспекте, и школа Сашина находится на Ленинском проспекте. Я бегу от метро к нашему дому, до которого три троллейбусных остановки, тороплюсь, так как боюсь, что моего второклашку Сашу задавят в толпе. А ведь он наверняка сбежит из школы, чтобы не пропустить зрелища. Продираюсь, работаю локтями. Проезжая часть Ленинского проспекта пуста. На тротуарах толпы, и мое продвижение идет медленно. Гагарин проезжал как раз в тот момент, когда я, наконец, добралась до дома. Первое, что я увидела - это, сидящего верхом на воротах нашего двора, Сашу. Ну, слава Богу, цел! На Гагарина я тоже успела взглянуть. Он стоял в открытой машине и с лучезарной улыбкой приветливо помахивал рукой толпившимся на тротуарах людям..
На даче в Перхушково Летом 1961 года мы сняли дачу в Перхушково. Помещение
было очень тесным, состоявшем из двух малюсеньких комнатушек, плотно заставленных
раскладушками, среди которых возвышался один квадратный стол. За стеной
жили хозяева. Их было много. По воскресеньям выпивали, шумели. Как то
раз дети вертелись среди хозяев, где происходил какой-то громкий разговор.
Вдруг девятилетний Саша тащит за руку шестилетнего Алешу к нам со словами:
" Возьмите ребенка, тут произносят матовные слова." А однажды эти хозяева подозвали Сашу. Он подошел к
ним. Хозяин держал в руках курицу, потом положил ее на пень и сказал:
"Подержи-ка". Саша исполнил просьбу, и в тот же миг, отрубленная
одним взмахом хозяйского топора, голова птицы отлетела в сторону, а обезглавленная
курица вскочила и побежала. Это было ужасное зрелище. Саша стоял в растерянности,
обрызганный кровью. Я подошла к хозяину: "Зачем же вы так?"
"А ничего. Пусть привыкает", - ответил тот. Некоторое время своего отпуска я жила с детьми одна. Обеды - это было мое мучение. Алеша упорно отказывался от супа, а когда я пыталась заставить его есть, то он в знак протеста залезал под стол.
Обретаем французских родственников В Москву в это время, совершенно неожиданно для нас
приехал из Парижа племянник мамы - Дима Старынкевич. В субботу дома была
одна Леля, когда раздался звонок в дверь. Вошел незнакомый худенький небольшого
роста мужчина лет сорока и представился: Теперь надо сказать, откуда взялся Дима. Старший брат
мамы Костя был женат вторым браком на француженке. Во время второй мировой
войны он с женой уехал во Францию; там у них в 1919 году родился сын Дима.
Его родители вскоре умерли, и он воспитывался в семье Ады - своей тетки
по отцу, которая в двадцатые годы также оказалась в Париже. Старшая дочь
Ады - Зоя стала впоследствии известной французской писательницей и в одной
из своих книг описала трудности их жизни в первые годы эмиграции. В нашей
стране после революции связь с заграницей была прервана и переписка запрещена.
Поэтому мы ничего не знали о родственниках. И вот теперь появился Дима.
Леля растерялась и совсем не знала, что делать. Она позвонила мне на Малую
Калужскую по телефону: Через полчаса раздался звонок в дверь нашей коммунальной
квартиры, и появилась Леля в сопровождении незнакомого мне мужчины. На другой день утром мы заехали в гостиницу за Димой
и его женой Людмилой, и все вместе отправились на дачу, где удивили и
обрадовали маму. Вечером все вместе уехали в Москву. На следующий день
мама пошла в отдел кадров ИГЕМа и сказала, что к ней приехали родственники
из заграницы. Так в то время полагалось делать, тем более, что она была
засекречена. Через два дня меня вызвали в отдел кадров моего института,
и начальник отдела кадров спросил: Вот такие были порядки. Через четыре дня наши вновь обретенные родственники уехали. С тех пор установилась постоянная переписка, а затем и взаимные визиты. В 1964 году в Париж по приглашению поехала мама, в 1975 году Ася с Лелей. Не раз приезжали в Москву и парижане. Но это позже, а пока мы жили своей обычной жизнью.
Зимние каникулы в Верее 1963 год. Мой Саша и Лелин первоклашка Алеша частенько
простужались и были совсем не закаленными. Доктор Роза Александровна,
наблюдавшая и лечившая наших детей с их рождения, посоветовала на зимние
каникулы вывезти их за город. Я договорилась с директором летнего лагеря
"Мирный" в Верее - Быховским; он позвонил туда сторожам и распорядился,
чтобы они нас приютили. Проехав три часа на автобусе и пройдя полчаса
пешком с лыжами в руках и рюкзаками за спиной, мы с ребятами оказались
в заснеженном лагере. Из трубы сторожки струился дымок. На наш стук вышла
сторожиха. Мы разомлели от вкусной сытной еды и от тепла в сторожке.
В это время пришел сторож со двора. В его руках была охапка дров. Накинув на плечи куртки, мы вместе с хозяйкой обогнули
дом и оказались перед низенькой дверью. Толкнули ее и оказались в комнате,
которая была совсем маленькой. В ней умещались три кровати и небольшой
столик. Вход прямо с улицы, но несмотря на это в помещении тепло, шедшее
от той печки, которая топилась в хозяйской комнате. Отправив детей гулять,
я разобрала вещи, постелила постели и стала готовить ужин. Мы договорились
с хозяйкой о том, что она будет кормить нас обедом, а завтрак и ужин буду
готовить я сама. Для этого нам выдали электрическую плитку, да кроме того
я из Москвы взяла кипятильник. Мальчишки пришли румяные и разгоряченные, поужинали,
напились горячего чая, и вскоре их свалил сон. Среди ночи в темноте скрипнула
дверь и потянуло холодом. Я открыла глаза. На второй день нашего пребывания в лагере мы взяли
у хозяев санки и отправились в поселок, который находился на расстоянии
полутора километра от "Мирного", чтобы закупить продукты. Нагрузив
санки картошкой, макаронами, крупами, сахаром, маслом и хлебом поехали
обратно. Мальчишки изображали из себя пару гнедых, спотыкаясь на бегу
и падая в сугробы. Я поставила перед собой цель, чтобы дети, как можно
большее количество времени были на воздухе. С утра после завтрака мы отправлялись
на лыжах. После обеда небольшой отдых, а потом опять на улицу. Сначала
я вместе с ними играла в снежки, лепила снежную бабу, бегала. А потом
решила, что во вторую половину дня они вполне могут обойтись без меня,
так как кроме того, чтобы проветрить детей у меня была вторая цель - связать
маме шерстяную кофту к ее дню рождения - к 13 января. Это была моя первая
крупная работа, так как вязать я только училась. Поэтому дело двигалось
не очень споро. Чтобы успеть к сроку, я садилась за работу каждую свободную
минуту днем и после того, как дети уснут, по ночам зажигала настольную
лампу и снова вязала. В январе рано темнеет, и ребятам не всегда хотелось
быть в это время на улице. Сидя в избушке за вязанием, я все время прислушивалась
- раздаются ли детские голоса за окном, и как только наступала тишина,
я одевалась и шла проверять куда они подевались. А они оказывались в жарко
натопленном помещении сторожей, где те курили, дулись в карты, где было
жарко, и дым стоял коромыслом. Однажды, в ясный морозный день мы отправились в далекую
лыжную прогулку. Шли по всхолмленной местности то полем, то лесом. Как
красив был лес! Накануне шел сильный снег, одевший ели в их зимний наряд.
Тяжелые ветви под толстым снежным покровом пригибались книзу. А под ними
цепочкой петляли следы лесных зверушек. Солнышко проглядывало сквозь деревья,
и снег под его лучами блестел и переливался перламутром. Неожиданно погода
изменилась. Подул ветер и пошел снег. Стало холодно, стали мерзнуть ноги.
Решено было развести костер. Сняли с ног лыжи, и работа закипела. Вот и костер
уже потрескивает, и искры от него летят вверх. А мы все трое встали вокруг
и протягивали то одну то другую ногу по направлении к огню. Больше всех
замерзли ноги у Алеши. Он грел их и приговаривал: "Ой, как хорошо,
как тепло". И вдруг закричал: "Ой-ой-ой! Горячо!" Отскочил
от костра, и все увидели, что ботинок дымится. Сняли ботинок и обнаружили,
что и носок ботинка прогорел насквозь и шерстяной носок на ноге тоже.
А на большом пальце надувался волдырь. Приложили к нему снег, потом еще
полечили известным народным средством, натянули драный носок и ботинок
и заковыляли домой. Пока дошли, уже темнело. Каникулы подходили к концу, подарочная кофта для мамы
была довязана и наступила пора отправляться в Москву. Ежедневно из Вереи
отходило два автобуса - один в 6 часов утра, другой в три часа дня. Не
хотелось подниматься так рано, да и идти по темноте не хотелось, и мы
решили поехать дневным автобусом. Сторож вызвался проводить нас, взял
саночки, погрузил на них наши вещи, и мы отправились. Автобус уже стоял
на станции и был почти пустым. Мы этому удивились, но нам объяснили, что
все стараются уехать утренним автобусом, так как он отапливается, а этот
холодный. "Заболеют мои ребята после такого путешествия,
и весь отдых насмарку, " - думала я в отчаянии.
Горнолыжный курорт Теберда В феврале 1962 года, купив туристические путевки, мы с Левой поехали на Кавказский горнолыжный курорт Теберду, оставив Сашу на попечение Левиной мамы - Лидии Афанасьевны. Там, в Теберде необходимо было пройти медицинский осмотр. Только после этого формировались группы для похода с лыжами на высокогорье. Я с детства боюсь врачей и, при посещении медицинских кабинетов, у меня всегда начинается сердцебиение. Вот и на этот раз - пульс 150. У врача глаза на лоб полезли - "Какие горы?! Какие лыжи? Вы там умрете от разрыва сердца, а мне за вас отвечать?! Ни в коем случае я вас не отпускаю. Сидите на базе и загорайте на солнышке. В крайнем случае можете прогуливаться тихим шагом." И сколько я ни доказывала, что сердце бьется от волнения, меня не пустили в горы. Лева отправился один. По разным причинам на базе осталось еще несколько человек. Нашелся инструктор, предложивший свои услуги и создавший без ведома врача маленькую группу, которую он стал водить на ближайший пятачок снега, так как в самой Теберде снега почти не было. Но этот "ближайший" оказался за 6 километров от базы. Путь проходил по очень грязной дороге, которая то более, то менее полого поднималась вверх. Идти по ней можно было только в резиновых сапогах, с трудом вытягивая их из грязи. Кроме тяжелых горных лыж приходилось тащить на плечах и горнолыжные ботинки. На дорогу в оба конца уходило 2-3 часа. Полоска снега оказалась небольшой, и катание, поэтому, было не интересным. В результате мы уставали гораздо больше, чем ушедшие в горы наши товарищи. Им только один раз пришлось преодолеть длинный одиннадцатикилометровый, в некоторых местах довольно крутой, подъем, чтобы подняться на высоту превышением 1000 метров. Но зато потом, живя в хижине среди залитых солнцем снегов, можно было ежедневно кататься на лыжах с прекрасных длинных заснеженных склонов.
Через неделю Лева черный от загара в полном восторге
вернулся из этого похода и сказал, что обязательно добьется того, чтобы
меня взяли во второй предстоящий поход - к нарзанным источникам. Он долго
уговаривал врача, обещая, что и лыжи мои, и рюкзак понесет на своих плечах,
а я пойду без всякого груза. Врач слабо поддавалась уговорам, но в конце-концов
смилостивилась и, заставив меня дать расписку в том, что я снимаю с нее
всякую ответственность за последствия этого подъема в горы, отпустила.
Наступило утро, мы получили сухой паек на неделю,
Лева, несмотря на мои протесты, нагрузил на себя два рюкзака - один сзади,
другой спереди- , взял в обе руки две пары лыж - свои и мои, и мы отправились.
Отойдя от лагеря, я настояла на том, что лыжи понесу сама, а рюкзак он
мне так и не отдал. Через несколько часов к вечеру мы подошли к хижине.
Это был небольшой барак, внутри которого по обе стороны тянулись двухэтажные
нары. Разместившись на верхних нарах и наскоро перекусив, завалились спать.
А впереди целая неделя катания с крутых гор. Прекрасно! Но мне не очень
повезло. На второй же день я, скатываясь с крутого склона, резко повернула
влево, чтоб не залететь в залесенный обрыв, куда меня несли быстрые лыжи.
Поворачивая, как-то неудачно упала и сильно повредила левую руку. К ночи
рука посинела и болела так, что уснуть было невозможно. Все наперебой
советовали спуститься с гор и обратиться к врачу, но я категорически отказалась.
Руку туго перебинтовали, и я, несмотря на боль, продолжала кататься, предпочитая
на этот раз пологие склоны, на которых то тут, то там из снега выступали
валуны, и надо было умело лавировать между ними. Поднимаясь по трассе
вверх после очередного спуска, я услышала стон в кустах. Подъехала и увидела
лежащего парня из нашей группы. Спускаясь со склона, он упал на спину
и ударился о камень позвоночником. Превозмогая боль отполз в кусты и,
лежа там, стонал. Поняв, что ничем не смогу быть ему полезной, я заспешила
за помощью. Несколько сильных мужчин доставили его к хижине. Несчастный
громко стонал от нестерпимой боли. Чтобы хоть сколько-нибудь заглушить
эту боль, влили в его рот стакан водки, после чего он повеселел, стал
смеяться и вскоре уснул. Затем его недвижимого завернули в одеяла и привязали
к крепко связанным двум парам лыж, на которых, в сопровождении четверых
мужчин, стали спускать вниз. Вернувшись на другой день обратно, сопровождавшие
рассказали, что врачи в больнице поставили диагноз - перелом позвоночника,
заковали его в гипс и он бедный остался лежать в местной больнице. Какова
его дальнейшая судьба я не знаю. Во время нашего отсутствия Саша с Лидией Афанасьевной жили дружно, и жалоб на него не было. Только однажды он взял без спроса губную помаду Лидии Афанасьевны и, решив изобразить из себя клоуна, накрасил нос и щеки. А помада то оказалась несмываемой. Не пойдешь же в школу в обличии клоуна. Пришлось оттирать пемзой.
Лето в Жаворонках Летом мы сняли дачу в Жаворонках, на которой жили
я с Сашей, Леля с Алешей и Ася в ожидании младенца. Мы с Лелей ездили
на работу, а Ася была в декретном отпуске. Еще жила у нас домработница
- девятнадцатилетняя Зина. Она небольшого роста. Ее ярко рыжие волосы,
заплетенные в две толстые косы, обрамляют некрасивое веснушчатое лицо.
Но она умна, приятна в обращении и довольно культурна. За ее плечами была
десятилетка и она, не желая работать в колхозе, уехала в Москву и устроилась
домработницей. В дальнейшем кончила курсы кройки и шитья, вышла замуж
и ушла от нас. На даче жил кот, который очень нежно относился к Алеше.
Поэтому он всех пойманных во время ночной охоты мышей приносил и выкладывал
в ряд на Алешиной подушке для того, чтобы (по мнению кота) Алеша, проснувшись,
мог сразу позавтракать. Это было очень трогательно. В середине лета Ася уехала в Москву и 28 июля родился Максим.
Первая папироса Зимой, учась в четвертом классе, Саша провинился -
он первый раз закурил. Узнала я об этом так. В воскресенье он пошел к
своему приятелю Илюше, жившему в нашем дворе и учившемуся в одном с ним
классе. Мама Илюши ушла в магазин. Возвращается и чувствует, что пахнет
папиросным дымом. Раздается звонок. Я открываю дверь и вижу такую картину:
стоит передо мной Илюшина мама, а по обе стороны от нее провинившиеся
мальчишки, которых она крепко держит за шиворот и говорит:
Ночь в лесу Летом 1963 года Сашу отправили в пионерский лагерь в Верею. Как-то в пятницу вечером мы с Левой, прихватив Алешу, поехали навестить Сашу. Взяли с собой палатку. Долго-долго ехали на электричке, потом на автобусе и оказались на месте поздней ночью. На ощупь поставили в густом еловом лесу палатку, улеглись. И вдруг у Алеши сильно заболел живот, он метался и стонал, его знобило так, что зуб на зуб не попадал. А ночью прохладно. Мы напоили его чаем из термоса, положили в серединку, укутали в легкое одеяло, которое взяли с собой, сверху накинули Левин пиджак, обхватили с двух сторон руками, стараясь согреть его своим теплом. Только он успокоился и задремал, как послышался стук топора, где-то близко, почти рядом. Прислушались: кто бы это ночью, во тьме кромешной в глухом лесу мог работать топором? И поняли - это браконьеры рубят дерево. И вот слышно стало, как оно начало падать. Мы замерли - только бы не на нас. Оно упало рядом, но нас к счастью не задело. К утру Алеше стало легче. Сняли палатку и сразу же пошли к Саше в лагерь. А потом договорились с начальником лагеря, чтобы он отпустил Сашу на целый день, который мы и провели все вместе.
На Селигере Во вторую половину лета мы с Сашей поехали на озеро
Селигер в спортивный лагерь института ГЕОХИ. Доехали на поезде до города
Осташков. Там от пристани отходил катер на большой остров, вытянутый вдоль
озера с юга на север. Длина его была около двадцати километров, а ширина
около десяти. Плыли примерно час. На базе, располагавшейся в южной части
острова, нам выдали палатки, раскладушки и спальные мешки. На берегу озера
была пристань с лодками и водными лыжами. Каждое утро до завтрака мы бегали
купаться, а потом занимались кто чем хочет. Я ходила за грибами, а Саша
осваивал водные лыжи, причем ни за что не хотел, чтобы я видела, как у
него это получается. А мне то очень хотелось полюбоваться на спортивные
способности моего одиннадцатилетнего сына. Был единственный выход - спрятаться
на берегу в кустах и подсматривать, что я и делала. Иногда было немного
страшно видеть как он несется на полной скорости за катером, а потом вдруг
пропадает под волной; в этот момент мое сердце стремительно уходило в
пятки, но долго там не задерживалось, так как сын тут же опять появляется
на поверхности вод и, подпрыгивая на волнах, устремляется за быстро удаляющимся
катером. Когда он появлялся на берегу, я уже сидела около палатки и с
невинным видом спрашивала: Один раз мы в компании нескольких человек ходили в
далекий поход на целый день. Нашей целью было достичь северной оконечности
острова. Для этого надо было преодолеть километров 18-20. Часть пути решили
проплыть вдоль берега на лодках, а потом идти пешком. Двинулись рано утром.
Взяли с собой еду, плащи на случай дождя и корзины для грибов. Вместе
с нами в этот поход отправилась семья, состоящая из мамы, папы и двух
маленьких детей двух и трех лет. На них были надеты спасательные жилеточки
и панамки. Тут было настолько хорошо, что мне очень захотелось,
чтобы сюда приехала отдохнуть мама. Мы решили ей позвонить и для этого
поплыли на лодке к соседнему маленькому острову, на котором находилась
почта. Там был дом престарелых. Какое же это было печальное зрелище! Воздух
вокруг этого полуразвалившегося каменного строения был пропитан запахом
нечистот. Вокруг на скамеечках сидели плохо одетые старики и старухи,
которые беспрерывно визгливо ругались друг с другом, а иногда и дрались.
У многих из них были родственники, изредка приезжающие их навестить. Мама не согласилась приехать к нам , сколько мы ее не уговаривали, ссылаясь на большую загруженность работой. Она ведь всегда была трудоголиком. Через две недели мы с Сашей с сожалением расстались с Селигером, так как срок наших путевок кончился.
|
