1956 г.

Лагерь на озере Кара-Бутяк

В 1956 году у Дуси Еськовой родился сын, и она в поле не едет.
- Женя, придется тебе в этом году быть начальником отряда, - сказала она. Но я с удовольствием уступила эту должность Герману Мухитдинову и мы отправились в поле. Кроме нас с Германом и Жоры Быстровзорова отряде был рабочий Лева и шофер Аркадий.
В этом году нам надо было обследовать южную часть Вишневогорского щелочного массива и мы решили поставить лагерь в юго-восточной его части на берегу озера Кара-Бутяк. Добраться от тракта до этого озера непросто, так как на пути большое болото, проехать через которое можно только по узкой бревенчатой стлани.

Когда мы подъехали к берегу, то увидели там много палаток, сложенную из камней печку и поняли, что намеченное нами по карте место давно и прочно занято. Оказалось, что здесь уже не первый год базируется большая партия геологов из Вишневогорской ГРП.
Пришлось поставить палатки несколько поодаль от озера, так как берега в остальных местах заросли густыми кустами. Мы натянули три палатки. В одной из них разместились Герман с Жорой, в другой - Аркадий с Левой, а в третьей - я.

В этом году мы должны сделать профилирующие разрезы вкрест простирания в южной части Вишневых гор. Поскольку в соседнем лагере всегда на протяжении всего дня кто-нибудь присутствовал, то мы оставляли свои палатки без присмотра. Шофер Аркадий отвозил нас до начальной точки нашего маршрута и возвращался в лагерь.

Аркадий. Аркадий - мужчина лет сорока, среднего роста, средней упитанности с лицом, по которому с первого взгляда было видно, что он большой любитель выпить. Он оказался очень хозяйственным человеком и с удовольствием взял на себя еще и роль повара. Пока мы бродили по горам, он готовил обед, потом собирал ягоды и варил себе варенье, а к вечеру приезжал за нами в горы, где мы поджидали его в условленном месте с весьма тяжелыми рюкзаками. Все за что брался Аркадий он делал отлично: и шофер был первоклассный, и повар отменный со знанием всех правил поварского искусства. И все бы было хорошо, если б не пил наш Аркаша по черному. Но пил он не всегда.
- У человека всегда должно быть какое-нибудь хобби, - говорил он , - если много ягод, то я увлечен их сбором и варкой варенья и тогда не до питья, а если ягод нет, то остается пить водку, а если и водку негде купить, то я ухаживаю за женщинами (он очень смешно выговаривал - не женщины, а женчины).

Все это он делал запоем. Мог две недели собирать ягоды и по вечерам, когда весь отряд был в сборе, гордо демонстрировал нам бесконечное количество трехлитровых банок с вареньем. Но уж если пил, то тоже без остановки. Как-то отправились мы на почту в Касли получать присланные институтской бухгалтерией деньги. Остановив машину около почты, Аркаша, вылезая из кабины, сказал нам:
- Пойду пройдусь по городу, пока вы тут своими делами занимаетесь, - и исчез.

Деньги получены, а нашего друга нет. Наконец является, выписывая ногами кренделя, и в таком виде пытается сесть за руль. Герман протестует:
- Я сам поведу машину, а ты лезь в кузов.
- Как? Я? В кузов? Ну уж нет. Я тебе свою машину не доверю! - и полез с кулаками.
- Жора, давай веревку, - скомандовал начальник отряда.

Связали нашего Аркашу и как полено закинули в кузов, где он в скорости и уснул. Герман сел за руль. И хотя опыта вождения машины у него было маловато, тем не менее справился. Хорошо бы по шоссе, хотя и шоссе все в ужасных колдобинах, но с него надо свернуть на стлань из бревен, которая проложена по болоту на протяжении двух километров. Стлань узкая, только на ширину колеи. Чуть не удержишь руль при подпрыгивании машины на бревнах и окажешься в болоте, а оттуда уж без трактора не выбраться. А где же там трактор? Его там нет. Но Герман провел машину отлично. Теперь нам было не страшно Аркашино пьянство.

После нескольких дней беспробудного запоя, он вылезал из палатки грязный, лохматый, с красным одутловатым лицом, но довольный. При этом потирал живот и говорил улыбаясь во весь рот:
- Вот, хорошо поболел. Вот здорово-о-о.

А потом все входило в свою колею и Герману уже не приходилось совмещать две должности - начальника и шофера, так как Аркадий опять отлично справлялся со своими двумя должностями - шофера и повара. Надо сказать, что машину свою он знал прекрасно и все поломки исправлял сам.

Уж расскажу все до конца про Аркадия. Как-то к Зине, технику-геологу из соседнего отряда, приехал на воскресенье жених из Свердловска. Вечером Аркадий вызвался отвезти его на станцию Маук, которая находилась в 30 километрах от нашего лагеря. Зина поехала провожать. Проводили и отправились обратно. А у Аркадия в это время кончилось увлечение ягодами, и запой тоже кончился, наступило время третьего "хобби" - увлечения "женчинами". Вот отъехали немного от станции, он и говорит:
- Зин, и зачем тебе этот жених? Что я хуже что ль. Давай поцелуемся.
- Нет, - ответила Зина.
- Ах, нет. Вылезай из машины.

А ночь темная, хоть глаз выколи. Но пришлось вылезти. Машина уехала. Идет Зина и думает: "Это сколько же часов я буду идти?" Вдруг видит - машина остановилась. Когда поравнялась с ней, Аркадий, высунувшись из кабинки, говорит:
- Ладно, садись.
Села. Проехали метров сто, опять остановка.
- Ну, будем целоваться?
- Нет.
- Вылезай.
Вылезла и началась сказка про белого бычка - то "вылезай", то "садись". В лагерь приехали к утру. Аркадий недоволен:
- Тьфу! Что тут за женчины? Всегда всем ндравлюсь, а тут ни к одной не подберешься.
Вот такой был наш Аркаша. Но товарищем он был хорошим, всегда всем приходил на помощь. Примерно через год после этого лета я встретила его около метро на Октябрьской площади. Увидел меня. Обрадовался. Бросился ко мне, руку жмет и говорит чуть не плача:
- Нет, Жень, ты представляешь! Такие сволочи, права отобрали на шесть месяцев. А ведь и почти не пьян был.
Больше я его не видела.
Но, это было потом. А пока что мы в поле.

У меня в соседнем отряде появился ухажер. Каждый день цветы полевые дарит, ягодами угощает.
В это время к нам в отряд приехал Юрий Андреевич Пятенко - заведующий рентгено-структурной лабораторией в нашем институте (ИМГРЭ). Он давно хотел съездить в поле и Кузьма Алексеевич Власов предложил ему на выбор несколько отрядов. Он выбрал наш и не ошибся, так как мы как раз собирались в интереснейшую поездку. Вместе с Борисом Михайловичем Роненсоном, возглавлявшим экспедицию Московского геологоразведочного института (МГРИ), которая базировалась в северной части Вишневых гор, мы решили отправиться на экскурсию в Ильменский заповедник

Поселить Юрия Андреевича было негде. Палатки лишней не было. Везде по два человека, а я одна. И пришлось ему поселиться со мной. Он был склонен к философским рассуждениям и мы по полночи говорили о смысле жизни.

Едем в Ильменский заповедник

Через несколько дней к нам в лагерь приехал Роненсон. Мой поклонник попросил, чтоб взяли и его в Ильмены, так как он был увлеченным минералогом, а в этом кладезе самоцветов до сих пор ему побывать не привелось. И вот мы все вместе грузимся в нашу экспедиционную машину и трогаемся. В машине тесно - ни повернуться, ни шевельнуться. На ухабах трясет, так как дороги на Урале совершенно разбитые. Шесть часов такой тряски и мы подкатили к воротам заповедника, где главным лицом в те годы был минералог Макарочкин. Кроме него там еще царствовал некто Спиридонов (аспирант МГРИ), очень мрачный всем известный женоненавистник, но знающий минералог, считающий свое мнение по любому вопросу неоспоримым.

Целыми днями мы ходим от копи к копи, залезая в каждую из них и выколачивая интересные образцы. Тут и кристаллы светло и темно-коричневых цирконов, и золотистые сфены, и ярко-зеленые амазониты, да и чего тут только нет. Глаза разбегаются. А вокруг лес шумит. А в лесу грибы и ягоды.

По части сбора образцов я оказалась наиболее богатой. Кроме того, что я сама азартно их искала и выколачивала, мой поклонник все самые красивые образцы дарил мне.

Пробыв в Ильменах несколько дней, мы возвращаемся обратно. В машине стало еще теснее, так как кроме нас были еще и ящики с образцами. К вечеру приехали. Бориса Михайловича Аркадий повез в его лагерь, а мы, пока его нет (так как боялись, что после выпивки у него опять начнется запой), решили отметить нашу интересную и удачную поездку. Ребята развели спирт. Я его не люблю, и у меня в палатке для таких случаев была припасена бутылка недопитого вина, открытая в прежнее застолье, когда приехал из Москвы Пятенко.
- Ну, Женя, доставай свое вино, - сказал Герман, почему-то хитро улыбаясь.

Я принесла из палатки бутылку, налила себе в кружку. Все чокнулись, произнесли тост за удавшуюся поездку и выпили: мужчины разбавленный спирт, а я вино. Мне показалось, что я сразу опьянела.
- Ой, ребята, я уже пьяная! - воскликнула я.
Раздался дружный хохот.
- Отчего же ты пьяная? Ведь это был компот. Мы твое вино давно выпили, а чтоб ты не заметила, налили в бутылку компот. Ха-ха-ха!
Видно мы так долго тряслись по ухабам на своей машине, да еще в лежачем положении (дно машины было занято ящиками с образцами и спальниками, а тент над кузовом натянут низко), что голова стала совсем дурная. А я приняла это состояние за хмель.
На другое утро начались наши обычные рабочие будни.

Когда лето подошло к концу, мы поехали на машине в Свердловск, где предстояло купить билеты на Москву. В ожидании дня отъезда прожили несколько дней в Свердловске у знакомого геолога.

1957 год.

Мама с Сашей приезжают на Урал

Всю зиму 1956 - 1957 г. Москва готовилась к международному фестивалю молодежи и студентов, который должен был состояться летом 1957 года. В связи с ожидавшимся большим наплывом народа боялись различных эпидемий. Поэтому мы с мамой решили, что она возьмет отпуск и на время фестиваля приедет с Сашей ко мне на Урал, куда я опять отправлялась в экспедицию.

Я с отрядом выехала в первой половине июня. В этом году я взяла в качестве коллекторов двух студентов-художников - Васю и Колю, которых мне рекомендовал Володя Андреев. Дуся Еськова едет всего на один месяц, так как не может надолго оставить маленького ребенка, и работать она будет в Ильменском заповеднике, а я, как и прежде, в Вишневых горах. На два отряда выделили одну машину пикап. Первые полтора месяца она в моем распоряжении, а затем в Дусином.

Лагерь на этот раз поставили у северного окончания Вишневых гор в полкилометре от поселка ГРП и неподалеку от озера Булдым.
Шофер в этом году, молодой и красивый, пил немного. Но с нами ему было не интересно, и он нашел себе компанию в поселке, откуда ежедневно возвращался под утро не выспавшимся и слегка хмельным. Я некоторое время терпела, а потом заявила, что если еще хоть раз он с утра будет пьян, я отправлю его в Москву. Это подействовало, и визиты в поселок прекратились. Проработав полтора месяца, мы получили от Дуси телеграмму, и я отправила машину встречать ее отряд в Свердловск. Она приехала с Жорой Быстровзоровым и Валей Павловой, только что окончившей школу, а впоследствии и МГРИ и всю свою жизнь проработавшая в нашем институте. Только встретили их, как пришла телеграмма от мамы о ее приезде с Сашей и опять пришлось гнать машину в Свердловск. С волнением стою на перроне и жду прибытия поезда. Наконец подъезжает. Вот и вагон номер 5, в окне которого вижу маму и Сашу в трогательной красной панамке с белым горошком. Поезд останавливается. Я пробираюсь в вагон и Саша повисает у меня на шее. Шофер помогает вынести вещи, мы садимся в машину и едем в Вишневые горы. Дорога долгая и довольно тяжелая для непривыкших к ухабам людей. Мама то не привыкла жаловаться никогда и ни на что, а Сашина стойкость меня удивила. Он держался молодцом, хотя его и укачивало. Через пять часов подъехали к лагерю.

Бабушка Ирина с Сашей в лагере около озера Булдым

Перед их приездом я подыскала комнату в поселке ГРП, но мама категорически от нее отказалось и пришлось натягивать палатку. На другой день Дуся с отрядом уехала и мы остались без машины.

До приезда мамы с Сашей один из художников оставался в лагере и готовил обед, а другой ходил со мной в маршруты. Теперь мама казала:
- Бери с собой обоих, а обеды буду готовить я.
Я пробовала протестовать:
- Но ведь ты приехала в отпуск. Отдыхай.
Но мама настояла на своем и варила нам обеды на костре, когда мы уходили в маршрут. Образцов набиралось много и это неплохо, что со мной ходили два парня, так как одному было бы не под силу справляться с таким грузом.

Погода неожиданно испортилась. Целые дни лил дождь. В палатках стало сыро и поэтому я хотела переселить маму с Сашей в поселок, но она категорически запротестовала, сказав что они не сахарные и не растаяют. Они сидели целые дни в сырой палатке играя в разные игры и читая книжки. Я занималась камеральной работой с одним из коллекторов, в то время как другой хозяйничал у костра.
Через две недели дождь наконец прекратился и засияло солнышко. Можно опять мне с мальчишками ходить в маршруты, а маме с Сашей купаться в озере Булдым и собирать около лагеря грибы и ягоды.

Помощники у меня в этом году были своеобразные. Им казалось, что они поехали в экспедицию не работать, а рисовать. Иногда у нас происходил такой диалог:
- Вася, - говорю я, - наруби дров и принеси воды.
- Не-ет. Мне некогда. Вот сейчас приму пищу и пойду рисовать закат.

Вася этот был несколько странноватый парень. На его усатом лице было всегда отсутствующее выражение; на голове в любую погоду напялен берет набекрень. Он никогда не говорил "пообедаю" или "поужинаю", а всегда "приму пищу".
В наш лагерь вдруг пожаловали непрошеные гости. На мотоцикле с коляской приехал какой-то геолог из Свердловска со своим отцом, поставил свою палатку впритык к моей и сказал:
- Я решил, что мы будем жить одной семьей.

Я запротестовала. Зачем мне такая семья? По утрам он заводил свой мотоцикл, который фыркал и наполнял лес выхлопными газами. Попросила его перенести палатку подальше, а он не соглашается. Тогда мы переставили свои палатки на расстояние сто метров в густой березняк, где оказалась тьма комаров. И тут началось прямо-таки хулиганство: через час его палатка опять стояла рядом с моей. Пришлось обратиться за помощью к ребятам из отряда Бориса Михайловича Роненсона, которые жили в бараке в поселке ГРП. Пришли Женя Ильменев и Лева Бекасов поговорили с этим настырным геологом по-мужски и он убрался, а мы перенесли свои палатки на старое место.

Вскоре отряд Роненсона, окончив ознакомление с картами и другими геологическими материалами в конторе ГРП, перебрался в Курочкин лог на наше прошлогоднее место.

В 1957 году я работала на карьерах в северной части Вишневогорского щелочного массива по теме "Цирконы щелочной полосы Урала". Увлеченно выколачивала из пегматитовых жил образцы с цирконом, кристаллы которого были различны по облику, размерам и цвету, а также наблюдала их взаимоотношение с другими минералами, находящимися в одной ассоциации. Делала зарисовки пегматитов и помечала на них места взятия образцов.

Как-то раз взяла с собой в карьер Сашу, где он маленьким минералогическим молоточком выбивал из породы хорошо ограненные боченковидные кристаллы циркона, причем делал это так старательно, что до крови разбил свой пальчик, но не заплакал, а напротив был очень горд тем, что помогает маме добывать минералы.

К нам зачастил Лева Бекасов. Он почти ежедневно по вечерам, возвратившись из длительного маршрута в районе Курочкина лога, проделывал путь в пятнадцать километров, для того, чтоб появиться в нашем лагере. Здесь он разговаривал со мной и мамой, играл с Сашей и через пару часов отправлялся назад в Курочкин лог.

Женя Ильменев	Инна Куренкина

Саша с мамой и бабушкой в Вишневых горах. 1957 г.	Дима Угрюмов. 1959 г.

В конце сезона надо было думать как выбираться из Вишневогорска в Свердловск. Ведь машины в этом году нет. Стала изыскивать всякие возможности. В результате удалось договориться только с шофером самосвала, хотя на самосвале людей возить не положено - это опасно для жизни. Но другого выхода не было, и я решилась.

Кроме моего отряда и мамы с Сашей с нами отправляют в Москву семилетнюю девочку Анечку - дочку Лены, сотрудницы Роненсона. Лена едет нас провожать.

Самосвал подан и мы отправляемся. Мама с двумя детьми в кабине, а все остальные в кузове. Впереди самосвала движется легковая машина, которая, проехав некоторую часть пути, останавливается. Тормозит и наш самосвал. Все пассажиры легковой машины, среди которых было три мужчины и две женщины, вылезают из машины, к ним присоединяется и наш шофер. Они усаживаются в кружок на обочине дороги, пьют водку, закусывают и шумят. Мы несколько взволнованы, но пока молчим. Через полчаса едем дальше. И часа не прошло, как опять остановка и опять выпивка. Я говорю шоферу:
- Но ведь за рулем пить нельзя.
- Это кому нельзя, а мне можно, потому что у меня сегодня выходной - отвечает бравый водитель.

Спустились сумерки, когда мы подъехали к мосту через реку. Там целый караван машин: милиция проверяет документы. Мы в самом хвосте. Шофер командует:
- Быстро выпрыгивайте из кузова, да так, чтоб никто не заметил, потому что в самосвале нельзя людей возить. А после проверки я перееду через мост, отъеду подальше от милиции, там и сядете. -
Мы послушно выполняем эту команду и ходим в отдалении, как будто мы вообще никакого отношения к машинам не имеем. Мама с детьми осталась в кабине. Проверка идет медленно, но наконец доходит очередь и до самосвала. И вдруг, к своему ужасу, мы издалека видим, как на подножку вскакивает милиционер, и машина уезжает в неизвестном направлении.

Уже совсем темно. Все разъехались, а мы вчетвером (Лена, я, Вася и Коля) в недоумении остаемся одни в чистом поле и не знаем что же нам делать, как выручать маму с детьми и где их искать. Прошло часа полтора прежде чем возвратилась на это место наша злополучная машина. Оказывается милиционер, заметив что водитель не трезвый, заставил его ехать в милицию, которая находилась далеко от моста. Там долго с ним разбирались, составляли протокол, но в конце концов отпустили. Успокоенные мы залезли в кузов и поехали дальше. Была уже глубокая ночь когда мы достигли окраины Свердловска. Шофер притормозил машину, высунулся из кабины и сказал нам:
- Накройтесь брезентом, чтоб не видно было, что в кузове люди.

Мы залезли под брезент, которым были прикрыты наши вещи и пригнулись, сидя на ящиках с образцами. Для того, чтоб попасть на вокзал надо было пресечь весь город. Где-то наш бедолага-шофер нарушил дорожные правила. Раздался милицейский свисток и как из под земли на пустых улицах ночного Свердловска появился милицейский патруль. Мы остановились. Милиционер сунулся в кабинку:
- Ты пьян. Куда едешь?
- Везу груз на вокзал к поезду. Опаздываю.
- Ну ладно вези, - соглашается милиционер, - мы поедем с тобой, а там разберемся.
В кузов впрыгивают четыре милиционера и... садятся на "груз", прикрытый брезентом, то-есть на нас. Нам тяжело, на своих спинах держать этих мужиков и мы невольно пошевелились.
- Ого! Тут что-то шевелится. Свиней что ли везут, - обращаются они друг к другу и приподнимают брезент. - Да, ты смотри, тут люди!
Мы не выдержали и расхохотались. Хохотали и милиционеры.

Наконец доехали до вокзала. Выгрузили вещи и бесконечное число ящиков. Я улучила момент и незаметно от милиционеров, сунула в карман шоферу 300 рублей за проезд . Мы с вещами остались на вокзале, а самосвал поехал в милицию. Как я узнала на следующий год, шофера этого оштрафовали на 500 рублей и лишили на полгода прав за то, что вез людей на самосвале, да еще в нетрезвом виде.

Как же вовремя мы увезли детей из Вишневых гор! На следующий день после нашего отъезда произошел взрыв атомного котла на объекте Челябинск-40. Небо после этого взрыва светилось несколько ночей. Счетчики Гейгера зашкаливали. Население из окрестных деревень было эвакуировано. А через некоторое время больницы заполнились облученными людьми.

1958 год

Осенью и зимой 1957 - 58 г. нас с Сашей часто навещает Лева. Он вечерами играл с мальчиком после того, как тот приходил из детского сада, и они привязались друг к другу.

Летом 1958 года я еду в свои Вишневые горы, а Саша опять в Поречье с детским садом. Посреди лета в родительский день бабушка поехала навестить его и он плача просил, чтоб она взяла его с собой в Москву. Мама всегда такая строгая с нами, не могла устоять перед слезами любимого внука и зачем-то уступила. А через несколько дней в Москве он закатил концерт с требованием отвезти его обратно. Обратно она его не повезла, а сняла дачу, где они и прожили до моего приезда с поля.

В поле я в этом году не стала набирать свой отряд, а, пригласив с собой в качестве коллектора сотрудника нашего института Диму Угрюмова, присоединилась к отряду Московского геологоразведочного института, который возглавлял Борис Михайлович Роненсон. Их лагерь располагался на месте нашего прошлогоднего лагеря, неподалеку от озера Булдым. Тут же был и Лева Бекасов.

В конце полевого сезона мы вместе с Роненсоном и преподавателями МГРИ - профессором Павлом Васильевичем Калининым и доцентом Евгением Александровичем Станкеевым съездили на экскурсию в Ильмены и, также как и в 1956 году, набрали массу интересных образцов.
Осенью 1958 года я вышла замуж за Леву, так как он совершенно покорил Сашино сердце. Вечером, ложась спать сын как-то сказал:
- Мама, я хочу, чтобы дядя Лева был моим папой и никогда от нас не уходил.
- Но как же это сделать, Сашенька?
- Ну как, как: напеки побольше блинов и позови гостей, - со слезами сказал Саша.
После этого диалога я попросила Леву больше к нам не приходить. Неделю его не было, а потом пришел и сказал, что не представляет своей жизни без нас. Мне он нравился. Вот так и образовалась у меня новая семья.

1959 год

Ильменские и Вишневые горы

1959 год был последним годом моей работы на Урале. Со мной опять поехал Дима Угрюмов. Вначале мы отправились в Ильменский заповедник, с тем чтобы подробнее изучить условия нахождения циркона в щелочных пегматитах Ильмен и установить его парагенетические взаимоотношения с другими минералами в этом массиве.

Мы поселились в палатке на территории заповедника, директором которого был в то время довольно известный минералог Макарочкин. За то, чтобы наша палатка находилась в целости и безопасности (поскольку она стояла в его дворе) Макарочкин взял с нас дань, которая выражалась в том, что Дима должен был скосить траву на лугу для корма его коровы и таскать каждый день воду, наполняя бочку для полива его огорода.

Мы ходили в дальние маршруты, стараясь охватить наибольшее количество копей. В одном из маршрутов повстречали огромного лося, обдирающего листву с деревьев. Посмотрели друг на друга и мирно разошлись.

Прийдя из маршрута принимались за хозяйственные дела: Дима косил траву и таскал воду для Макарочкина, а я готовила немудреный полевой обед из консервов и картошки. Но через несколько дней Дима запротестовал:
- Что это мы едим тут всякие консервы, когда на станции есть ресторан. Давай там обедать.

Я пошла у него на поводу, и мы начали было после маршрутов ходить в привокзальную столовую, находящуюся в двух с половиной километрах от заповедника. Заказывали борщи и отбивные и наедались до отвала. Но скоро нам это надоело, так как лень было после дальних маршрутов топать усталыми ногами туда и особенно на сытый желудок обратно, и мы стали довольствоваться обычной экспедиционной едой.

Скучая без своих семей, по вечерам в палатке, лежа на раскладушках , рассказывали друг другу эпизоды из своей домашней жизни.
Проработав месяц в Ильменах, мы должны были перебраться в Вишневые горы. Дима сходил на станцию, купил билеты и вот наступил день отъезда. Вещей много: палатка, спальные мешки, молотки, тяжелая чугунная ступка для дробления проб, продукты, личные вещи и самое главное - образцы. Нагрузив все это на себя мы потащились на станцию, дорога к которой сначала вела в гору, а потом под гору. Это было неимоверно тяжело. Когда доплелись наконец, то я почти замертво упала на станционную скамейку, а потом в вагоне все время лежала с болью в позвоночнике.

На станции Маук нас встретила машина Роненсона и отвезла в их лагерь, расположенный в южной части Вишневых гор. Там меня ждал Лева.

А мама в это лето взяла отпуск и поехала с Сашей в Прибалтику, где сняла дачу в приморском латвийском местечке Вайвари.