ПЕРЕД ВОЙНОЙ

Поездка в Киев. Ленинград. Москва.

Июнь тысяча девятьсот сорок первого года. Окончен девятый класс. Сданы экзамены, и я еду в Киев повидаться с папой перед тем, как он отправится в геологическую экспедицию. Мой папа, Борис Андреевич Борнеман, был сотрудником Геологического института Киевской Академии Наук.

Билет достать очень трудно. Мы с мамой стоим в самом конце длинной очереди и нет почти никакой надежды, что мне удастся уехать. Вдруг к нам подходит какая-то женщина и предлагает сидячее место в бесплацкартном вагоне на поезд, отправляющийся через два часа. Решили рискнуть. Купив билет, торопимся домой, наскоро собираем вещи, хватаем такси и несемся на вокзал. Это моя первая самостоятельная поездка. Мама говорит мне последние напутственные слова, и вот я в душном переполненном вагоне. Сесть негде. мое место завалено тюками какой-то толстой женщины. Я кое-как примостилась на краешке нижней полки. Впереди целая ночь. Моя соседка опекает меня, правда не снимая своих вещей, и я всё также еле сижу, чуть не падая на пол, если мне удается ненадолго задремать.

Утром Киев. Я прилипаю к окошку, высматривая на перроне папу. Вот он, идет в летнем костюме. Увидел меня, пробирается в вагон и, заключая меня в свои объятия, смотрит внимательно и удивленно.
- Что-то ты не такая, как всегда, - говорит он, и вдруг заметил, - косы остригла! Зачем? Волосы так украшают девушку.
Но минутное огорчение проходит. Мы берем такси и едем домой. Папа живет в двухкомнатной квартире. Одну комнату занимает он, в другой живет какая-то старушка.

Папа готовится к отъезду в экспедицию. В комнате стопками собраны вещи, которые надо уложить в рюкзак и чемодан. После завтрака я помогаю ему что-то подштопать, что-то погладить. Наконец всё готово. Вещи упакованы. За ними приходит студент- коллектор, чтоб погрузить их в машину и отправить в Закарпатье. А мы свободны.
- Ну, Женюрка, - говорит папа своим приятным баритоном, - у меня впереди целая неделя отпуска. Что будем делать? Первым долгом я хочу показать тебе Киев.

Мы отправляемся бродить по городу. Киев мне нравится. Много зелени, интересные здания. Особенно поражает одно - темно-серое, похожее на огромную скалу, на уступах которой сидят какие-то каменные чудища. В первый день мы осматриваем Софийский собор, поднимаемся в мастерскую старого, похожего на монаха реставратора этого собора, расположенную где-то на хорах. На следующий день мы решили побывать в Киево-Печорской лавре. Музей оказался закрытым из-за того, что перегорел свет. Папа пошел к директору и обратился к нему с просьбой:
- Ко мне приехала дочка из Москвы, и очень хотелось бы показать ей Ваш музей. Может быть, Вы разрешите осмотреть его, хотя бы при свечах? -

После некоторого колебания директор вызвал молоденькую девушку-экскурсовода и поручил ей провести нас по подземельям. Она была несколько напугана этим, но все-таки согласилась, и мы отправились. Спустились по неровным ступенькам в подземный каменный коридор, где было очень холодно и сыро. Шли гуськом, держась друг за друга - впереди со свечой экскурсовод, затем я; замыкал шествие папа. Выработки были очень узкими и низкими. Шли спотыкаясь, пригнув головы и все-таки иногда ударялись о каменный потолок.

По бокам коридора находились одиночные камеры. Поднося свечку к маленькому окошечку, через которое подавалась пища, можно было видеть замурованных узников. Фигуры были сделаны так искусно, что при тусклом свете свечи создавалось полное впечатление, что это живые люди. Они, бледные и истощенные, сидели, понурив головы, на охапках сена. Кое-где мы натыкались на кучи человеческих костей. Всё это было жутко.

Наконец, совершенно замерзшие и подавленные мы выбрались на свежий воздух. Здесь было тепло, сияло солнце, кругом росла трава, цвели цветы, пели птицы. От контраста окружающей природы с подземельем, она казалась еще прекрасней. Мы схватились с папой за руки и побежали по этому цветущему полю, смеясь и радуясь жизни. Потом легли на траву и стали смотреть вверх. Там, высоко в небе, поблескивая крыльями на солнце, кувыркался самолет. Какой-то смелый летчик демонстрировал искусство высшего пилотажа.
- Смотри, Женюрка, какими семимильными шагами шагает вперед человеческая мысль, - говорил мне папа, - этак и полет на Луну перестанет когда-нибудь быть фантазией. Но мы с тобой этого еще не увидим.
По вечерам мы гуляли по старинному парку над Днепром. Внизу под кручей при свете луны и городских фонарей блестела и переливалась вода, по которой скользили освещенные пароходы. Было тепло. Гуляли в красивых летних нарядах люди. Играла музыка. Мы говорили с папой о прочитанных книгах, о моём будущем. Он хотел видеть меня писателем или врачом, считая что это самые благородные профессии. Любя меня, папа всегда переоценивал мои возможности и вот какую надпись сделал он в 1938 году на подаренной мне книжке Паустовского "Кипренский":
"Моей милой белочке Женюрке с пожеланием писать не хуже. Ласточка моя! Крылья у тебя уже подрастают. Нужно учиться взмахам и полет ввысь тебе обеспечен. Главное - длительность полета. Попробуй и узнаешь сколь сладостно пером пробуждать в людях лучшие чувства, особенно среди детей. Папа."

К сожалению, папиной мечте не суждено было сбыться.

Папе хотелось познакомить меня со своими сотрудниками и друзьями. Мне больше хотелось быть с ним вдвоем, так как скоро надо было расставаться. Но огорчать его отказом я не решилась. Поэтому пришлось побывать и в Геологическом Институте Академии Наук Украины, где папа работал, и в домах у знакомых.

Съездили мы и за город, насладились прогулкой по прекрасным лесам с огромными широколиственными деревьями и по ярким цветочным коврам заливных лугов, где порхали бабочки, жужжали шмели и пчёлы и пели птицы. Возвратились с прогулки усталыми, но счастливыми.

Не обошлось и без посещения универмага, где была куплена первая в моей жизни шляпа из тонкой соломки, украшенная букетиком ярких искусственных цветов. Надев ее, я почувствовала себя чрезвычайно взрослой.

Наконец наступил последний день пребывания в Киеве. Завтра, 18 июня, папа едет в Закарпатье, я - в Ленинград за своими девятилетними двоюродными сестрами, близнецами Асей и Лелей - детьми папиной сестры Зои и недавно умершего маминого брата Сократа. Зоя работала в Публичной библиотеке, два старших брата девочек - Андрей и Дика были в армии: Дика в военно-морском инженерном училище им. Дзержинского, а Андрей по призыву. После смерти мужа у Зои не было возможности вывезти детей за город, и я ехала в Ленинград для того, чтобы забрать их в Москву, а затем отправиться на снятую мамой дачу под Звенигородом. А сегодня мы сидим вечером дома, и папа говорит мне:
- Ну уж на будущий год я обязательно возьму тебя с собой в экспедицию, - и он рассказывает мне о летних работах в полевых условиях, о разных происшествиях. Истории были, как интересные и веселые, так и страшные.
Некоторые из этих рассказов я слышала еще в детстве. Все они были о Средней Азии, где папа проработал большую часть жизни (и где работаю сейчас я).

Папа обычно не брал с собой в экспедицию женщин из-за того, что однажды в его поисковой партии произошел такой ужасный случай: В Средней Азии в начале 30-х годов хозяйничали басмачи, которые подстерегли и схватили женщину-геолога и молодого парнишку, сопровождавшего ее, и, предав страшным пыткам, убили.

Рассказывал о том, как он пошел один в горы и сломал ногу, и как через сутки его нашли и спасли; о том, как приручил к себе птичку, которая каждый вечер, когда он возвращался из маршрута, прилетала и доверчиво садилась к нему на плечо и ждала угощения, а, получив его, улетала. Так было несколько сезонов подряд.

Слушая папины рассказы, я уже мечтаю о следующем лете, о горах и долинах, о туманах и приключениях.

... Все это будет когда-нибудь - и горы с долинами, и моря, и приключения, но... увы, уже без папы.

Поезд отходит днем. Я расцеловалась с папой и стою на площадке вагона, а он рядом на платформе. Раздается последний звонок. Сейчас поезд тронется. Папа смотрит на меня не отрываясь, и в глазах у него почему-то стоят слезы. Это необычно. Мы часто расстаемся и уже привыкли к этому.
- Спасибо тебе, Женюрка, за то, что приехала. Не забывай меня, - как будто прощаясь навсегда, говорит он.
Мне были странны эти слова и стало почему-то очень грустно, хотя я, конечно, не думала в те минуты, что мы никогда больше не увидимся.

Поезд тронулся. Папа идет вдоль вагона и машет мне рукой. Паровоз набирает скорость, и мы расстаемся... навсегда.

В купе симпатичные соседи. Молодая женщина рассказывает, что отвезла к бабушке в Киев на лето свою четырехлетнюю дочку и чувствует какое-то беспокойство. За разговором время пролетело быстро. Прошла ночь, и вот я в Ленинграде.

Утро. Мы сидим с Зоей за самоваром, пьем чай и разговариваем. Она вспоминает Сократа, со дня смерти которого прошло только полгода, рассказывает о том, как ей пусто и одиноко без него, как еще не может освоиться в этой новой жизни. После чая я мою чашки, а Зоя говорит:
- Давно мне никто не составлял компанию. Все одна, да одна с детьми. Как приятно, что ты приехала, и есть с кем поговорить.
На следующий день мы с Асей и Лелей должны уезжать. Время проходит в сборах. Вечером, 20 июня Зоя провожает нас на вокзал. дает мне наставления по поводу детей. Нежно прощается с дочками, обещая через месяц приехать к нам в отпуск. Целуемся, и поезд отходит.

Сразу же начинаются приготовления ко сну. Девочки располагаются на нижней полке вдвоем, а я залезаю наверх. Но не сплю всю ночь. Сестрам тесно, они крутятся, и одеяло с них всё время сползает на пол. Поэтому я без конца спрыгиваю вниз, чтобы их накрыть.

Утром приехали в Москву, где нас встретила мама. Позавтракали и отправились все на дачу: мама, Николавна (наша няня), брат Юра, Ася, Леля, моя подруга Ляля, которая всегда жила с нами летом, и я.

Мы уже второй год выезжаем в Захарово, знаменитое тем, что там бывал Пушкин в имении своей бабушки. На этот раз у нас оказались неудачные хозяева: приехав, мы застали их в пьяной драке. Пришлось снять другое помещение и перетащить туда вещи. К вечеру устроились, поужинали и легли спать.

Лежа в постелях, мы с Лялей еще долго разговариваем, строим планы на лето - собираемся съездить в Звенигород, осмотреть Саввино-Сторожевский монастырь, посетить домик Танеева в деревне Дюдьково, ну и, конечно, отдохнуть, покупаться, пособирать грибы и ягоды.
Но жизнь решила иначе.

________